— Знаешь, Гоша, вчера посмотрел на мать… Доходит она у меня. С работы как тень возвращается… Ну и решил.
— А ты еще — подумаю… Чего тут думать? Подкормишь мать, сам подкормишься. Ну, поехали, — добавил он, протирая лицо одеколоном.
Добрались до вокзала, подошли к Надюхиному окошку, к которому вилась серо-зеленая очередь, стали спрашивать, у кого есть просроченные талоны. Таких оказалось много, ведь поезда ходили без расписания, опаздывали, на вокзальных продпунктах солдаты не успевали отовариваться, и просроченные талоны оказывались почти у каждого второго. Кто-то отдавал просто так, другие недоверчиво спрашивали «зачем тебе?» и заламывали цену, но Гошка прибаутками и блатными присказками сбивал и цену и недоверие. Через каких-то полчаса у них было уже полно талонов. Гошка юркнул в дверь продпункта и вскоре вынес два вещмешка. В многолюдности, суете и спешке никто не обратил на это внимания. Передав один мешок Володьке, он коротко скомандовал:
— Теперь на Центральный.
Торговлю Гоша вел умело, много не запрашивал, и через минут двадцать их мешки были пусты, а Гошины карманы набиты деньгами.
— Делим на три части. Третья — Надюхина, — объяснил Гоша.
— Разумеется, — Володька был поражен легкостью и быстротой «операции», суммой, врученной ему Гошей.
— Можно и на второй заход, но я не люблю зарываться, — сказал Гоша. — По домам, командир, или как?
— По домам, — Володька спешил в коммерческий, чтобы купить сливочного масла, сахара и чаю.
Одну буханку он себе оставил еще до распродажи. Вечером мать была изумлена, откуда такое богатство, но Володька уже придумал объяснение: встретил фронтового друга, который вернул ему долг.
— На месяц-два хватит, мама. Будем жить, как боги. И ты у меня поправишься.
Мать пила крепко заваренный чай с сахаром внакладку и ела хлеб, густо намазанный сливочным маслом. Володька глядел на нее и думал, что как ни противно «дело», но он будет им заниматься до института, чтобы хоть за эти месяцы подкормить мать.
~~~
После встречи с Майкиным мужем Володька очень долго не звонил ей — было как-то неловко. Позвонила она сама.
— Куда пропал?
— Никуда, — ответил, немного растерявшись.
— Почему не звонишь?
— Да как-то так… Дела…
— Что у тебя за дела? Не ври, Володька. Я понимаю, почему не звонишь. Но ты мне вот такой и нужен, — она вздохнула. — Знаешь, я, наверное, разойдусь с Олегом…
— А литерный паек? — усмехнулся он.
— Как-нибудь проживу… Не так это для меня важно. Приходи сегодня вечером в Коптельский, — попросила она.
Володька долго не отвечал.
— Не хочется? Боишься?
— Хорошо, приду, — согласился он.
— Вот и прекрасно. Поговорим, и ты кое-что поймешь.
Вечером, когда он пришел к Майке, она сразу начала:
— Ты, наверно, удивляешься, что я, совсем девчонка, выскочила за сорокалетнего?
— Вообще-то да, — пожал он плечами.
— Ты же знаешь, как я любила литературу. И разумеется, обалдела, когда Олег обратил на меня внимание. Смотрела снизу вверх, ловила каждое слово. Короче, втюрилась по уши, — она помолчала немного. — Вернее, мне казалось, что втюрилась… В общем, он, как выяснилось, не тот.
— Почему?
— Ну не тот, и все.
— Хороший он хоть писатель?
— Наверное, без таланта. Но, знаешь, когда мы познакомились в конце тридцатых, он был в какой-то растерянности, ничего не писал. По-моему, просто не знал, о чем… Теперь-то все начнут о войне. Ну и он тоже… — с оттенком некоторого пренебрежения сказала она. Потом, подумав, добавила: — Сейчас, мне кажется, нет в нем чего-то.
— Чего же?
— Не знаю… Какого-то стержня, что ли, — пожала она плечами.
Они пили чай с вкусным печеньем, покуривали Майкин «Казбек». Она была очень грустная и часто поглядывала на Володьку как-то внимательно и очень серьезно. Когда он спросил, где ее мать, и, узнав, что в гостях, подошел и попытался обнять, Майя отодвинулась и резко сбросила его руку.
— Не надо.
— Почему? — недоуменно спросил Володька.
— Я позвала тебя, чтобы поговорить… Ну и успокоить твою чересчур нежную совесть, — она усмехнулась и протянула руку к папиросам. — Ты должен знать, что мой муженек не очень-то верен мне, ну и вообще… — она закурила.
— Что вообще?
— Понимаешь, — задумчиво начала она, — мужчина всегда должен быть выше женщины. Для меня так. Ну а он не такой. Не знаю, найду ли лучшего в нынешние времена, но с ним я, наверно, порву… — она поглядела на Володьку.
Он почему-то отвел глаза.