— Обязательно позвонить надо. Я говорил тебе, что у нас в сорок втором была мимолетная, так сказать, встреча. Очень приятная, кстати.
— Приятная? — переспросил Володька, и что-то кольнуло, он вспомнил Майкин вопрос: не говорил ли чего Сергей про нее?
— Очень. Чему ты удивляешься? У нее старый муж, и вообще она человек свободных взглядов.
— У тебя же Люба, — сказал Володька.
— Ну, ты действительно увяз в девятнадцатом веке, — он засмеялся, хлопнул Володьку по плечу. — Проснитесь, сэр!
— Ладно, пойду я… — поднялся Володька, ему неприятен был этот разговор, и он холодно глянул на Сергея.
Что это, ревность? — думал он, возвращаясь домой. Нет, конечно, просто какое-то разочарование в Майке. Ведь то, что было у них, Володька объяснял ее прошлой влюбленностью в него. Он вообще думал, что у женщин все может быть только по любви. Мужчины — дело другое… Правда, в Иванове чуть пошатнулась в нем эта наивная вера, но он отмахнулся — шла еще война.
~~~
— Мама, — начал он разговор в один из вечеров, — тебе не кажется, что все то, чем мы с тобой жили, — одно, а настоящая действительность — совсем другое?
— С чего это у тебя вдруг? — спросила мать, кинув внимательный взгляд на Володьку.
— Начал размышлять… Знаешь, вроде бы шесть лет армии, из них три года войны, должны были что-то значить, а оказалось, что у меня нет никакого жизненного опыта. Я научился лишь воевать, понимать и дружить с теми, кто рядом, ну а в остальном остался, наверное, таким же мальчишкой.
— Меня это не очень огорчает, Володя, — улыбнулась мать.
— Но я же ни черта не смыслю в том, что вокруг меня!
— Что именно? — спросила она спокойно.
— Ничего не понимаю!
— Володя, после войны жизнь всегда сложна. После окончания гражданской и военного коммунизма для многих был непонятен нэп. Жизнь сразу наладилась, откуда-то появилась масса товаров, но появились огромные деньги у одних и весьма скромный заработок у других… Сейчас, конечно, все иначе, но какие-то нечестные люди умудрились нажиться на трудностях и несчастьях других. И что из этого? При чем здесь «придуманные мифы»? Порядочность всегда останется порядочностью, а не…
— Опять ты за свое, — перебил Володька. — Порядочность, непорядочность. Это чересчур прямолинейно. Жизнь не укладывается в эти два понятия.
— Ты так решил? — она посмотрела на него. — Объясни тогда.
— Чего объяснять? Жизнь каждый день подчеркивает относительность всего этого, — махнул рукой он.
— Нет, дорогой, человечество дорого заплатило и еще дорого заплатит за то, что сочло абсолютные истины за относительные, — сказала мать убежденно.
— Ты веришь в абсолютные истины?
— Без них нельзя жить, Володя.
— А «не убий»?! И война? Нет, мама, ты не права, — он поднялся и стал ходить по комнате, громыхая сапогами, потом остановился. — Понимаешь, мама, во время войны у каждого был смысл жизни — победить. А сейчас?
— Жить честно, — спокойно сказала мать.
— Опять — честно, нечестно! Честно я не мог сходить даже в ресторан, чтобы отпраздновать возвращение. Ходил на чужой счет — то угощал Деев, то Гошка…
— Кто этот Гошка?
— Мой бывший разведчик. Разве я не говорил тебе о нем?
— Нет… Володя… — она помолчала, словно колеблясь. — Ты что, действительно взял взаймы у Сережи и на эти деньги мы так шикуем?
— Спроси у него, — стараясь придать уверенность голосу, ответил Володька.
— Я и спрошу, — не сразу сказала она. — Хотя, конечно, вы уже сговорились.
Володька ушел в свою комнату с неприятным ощущением, какое всегда бывает после вынужденного вранья. Кроме того, слова матери если не убедили его окончательно, то дали толчок к мыслям тоже нелегким. И тут позвонила Майя.
— Как поживаешь, Володька? — спросила она небрежно.
— Так себе… — пробурчал он.
— Смотрю, у тебя неважное настроение?
— Вроде… Знаешь, Майка, я, как вернулся в Москву, начал делать что-то не то…
— К этому «не то» отношусь и я? — шутливо осведомилась Майка.
— В какой-то мере, — ляпнул он прямо. — Потому что это один из целого ряда непорядочных поступков, мною совершенных.
— Боже, как длинно и непонятно! — воскликнула она. — Неужели ты надеешься прожить, всегда поступая порядочно?! Это смешно, Володька! Господи, насколько же я старше тебя! Надо ведь вернуться с войны таким невинным агнцем, — она рассмеялась.
— Не такой уж я невинный, — угрюмо сказал Володька. — Просто в войну всегда делал то, что надо. А сейчас делаю не то…
— Я как-то не замечала, что ты страдаешь рефлексией. Что ж, позанимайся этим, только не слишком всерьез. Я больше не буду тебе звонить, а то получилось — связался черт с младенцем. Не хочу быть этим самым чертом… Но, когда будет плохо, звони, — она резко повесила трубку.