~~~
— Я приехала, — сказала Тоня в телефонную трубку и, пока ошарашенный неожиданностью Володька собирался с мыслями, спросила: — Ты придешь?
— Конечно. Когда? Могу хоть сейчас.
— Приезжай сейчас, — спокойно согласилась она и повесила трубку.
И Володька помчался… Почти всю дорогу до Самотеки он бежал. Хотел было вскочить в подошедший как раз троллейбус, но, вспомнив, что шелестят у него в кармане денежки, бросился в коммерческий магазин и, растолкав очередь, схватил коробку шоколадных конфет за триста рублей. Бесконечно долго и страшно медленно тянулся набитый людьми троллейбус, у него лопалось терпение, и от Зубовской он опять бежал с колотящимся сердцем, пока вдруг непонятная робость не сковала его. Он приостановился, закурил и уже шагом дошел до Тониного дома. У ее двери помедлил, ощущая сухость во рту и глупое волнение. Наконец, обозлившись на себя, резко нажал кнопку звонка и тотчас услышал дробь Тониных шажков.
Дверь открылась, и перед ним стояла Тоня — статная, с высоко поднятой головой, показавшаяся ему очень высокой, почти вровень с ним, какая-то другая. Не та, что в сорок втором. Повзрослевшая и похорошевшая. Она не бросилась к нему, как прежде, а стояла неподвижно, пристально глядя на него.
— Здравствуй, Володька, — наконец сказала она не холодно, но как-то бесстрастно. — Проходи.
Наверно, надо было подойти к ней, обнять после трехлетней разлуки, поцеловать, но Володьку что-то удержало: то ли какая-то напряженность в Тонином облике, то ли бесстрастность ее приветствия. И он прошел в коридор, потом в комнату, которая, несмотря на то, что в ней ничего не изменилось, показалась незнакомой и чужой.
— Садись, — предложила она.
Володька сел, торопливо достал мятую пачку, вырвал из нее зубами папироску и закурил. Тоня села напротив.
— Да, вот… — протянул он коробку конфет.
Она небрежно положила ее на стол и еще раз оглядела Володьку.
— Ну, рассказывай…
— О чем, Тоня?
— Обо всем… Начни с того, почему почти полгода не писал, а когда начал, то это были какие-то маловразумительные письма. Я ничего не могла понять, — она достала пачку американских сигарет и закурила.
— Ты стала курить? — удивился он.
— А что, не идет? — чуть улыбнулась она.
— Идет, — он посмотрел на нее. — Ты здорово изменилась. Даже не верится, что я с тобой целовался, — усмехнулся Володька, стараясь развязностью скрыть свое смущение. — Сейчас мне даже боязно к тебе подойти.
— И не надо, — спокойно ответила она.
— Почему?
— Так… Ну, рассказывай.
Но Володька медлил. Он не был готов отвечать на ее вопросы, он не решил еще, говорить ли о штрафном — кто знает, как примет она такое? И вообще не думал, что встреча начнется с выяснения отношений.
— Я жду, — напомнила она.
— Тоня, ну зачем так сразу? Со временем я все тебе расскажу, но сейчас… Зачем?
— Нет, Володька, надо все сразу… Что-то ведь надломилось, я чувствую это.
— Может быть, мы просто отвыкли друг от друга? Ведь было всего пятнадцать дней и… три года.
— Да, всего пятнадцать дней, — задумчиво протянула она. — Но какие это были дни… Все же рассказывай, Володька, — попросила она.
— Ладно, — решил он, — не знаю, поймешь ли… Честное слово, я и сам не во всем разобрался… Понимаешь, я просто не мог писать тебе после того, что… что случилось с Юлькой…
— Это я понимаю.
— Ну а потом был… штрафной…
— Штрафной?! — воскликнула она, побледнев. — Из-за Юли?
— Да… — опустил он голову.
— Эх, Володька, Володька… — покачала она удрученно головой. — Ты опять ни о ком не подумал.
— Да, опять… — уныло согласился он, но потом поднял голову. — Я не мог тогда думать, Тоня. Не мог, — добавил уже окрепшим голосом.
— А когда ты мог думать о других? По-моему, никогда.
— Не надо, Тоня… — тяжело вздохнул он.
— Нет, надо, — жестко сказала она, — надо же когда-нибудь поставить точку над i.
— Не нужно никаких точек, Тоня.
Она посмотрела на него, затянулась сигаретой… Володьке вдруг захотелось подойти к ней, обнять, прижать к себе, сказать что-то нежное, хорошее, но ее отчужденность мешала ему.
— Ты знаешь, что я поняла, Володя, — начала она, — по-настоящему ты любил Юльку. Сейчас я еще больше понимаю это, — она поднялась, прошлась по комнате, затем остановилась против него. — А я не могу так, Володька. Либо ты весь мой, либо ничего мне не надо.
— Юли нет… А я… я очень ждал твоего приезда.
— Ждал ли? — спросила она, странно взглянув на него вроде бы всезнающим взглядом.