Потом она обняла его и прижалась горячим телом, таким горячим, что Володька дернулся, отпрянул, но не успел…
— У тебя так давно не было женщин? — несколько обескураженно спросила Клава.
— Да… — только и мог сказать он, смущенный случившимся.
— У меня тоже никого не было… всю войну, — прошептала она со вздохом и стала целовать Володьку жадными, изголодавшимися губами.
Наутро, обессиленный, он еле добрался до своей постели и проснулся уже тогда, когда Клава ушла на работу, а на столе кипел самовар, дымилась только что сваренная картошка. Ольга Федоровна пригласила к завтраку, внимательно посмотрела на него и, увидев черные круги под глазами, наверно, догадалась обо всем.
…В палате его встретили хихиканьем и глупыми расспросами. Он ничего не стал говорить, бухнулся на койку, потому что боли, исчезнувшие ночью, вернулись опять и, чтобы уйти от них, надо было поскорее заснуть.
~~~
Идя от Майки, Володька дошел до Колхозной и повернул на 1-ю Мещанскую, прошел бывшую немецкую школу, в которой до восьмого класса учился Сергей, прошел особняк греческого посольства и дошел до Ботанического сада, где часто бывал в детстве… За ним около «деревяшки» «Пиво-воды» толпился народ. Володька замедлил шаги, вглядываясь в лица, потому что с первого дня приезда в Москву ему все время казалось, что вот-вот он встретит кого-то из одноклассников или дальневосточных однополчан, но знакомых не обнаружил и пошел дальше, но тут его кто-то сильно толкнул в бок. Он обернулся.
— Толька?!
— Он самый… Ну, привет, друже, привет… Сколько же не виделись?
— С сорок первого.
У Толика была сытая розовая физиономия. На небольшой, крепко слаженной фигуре ладно сидела комсоставская гимнастерка, а хромовые сапожки сверкали, как на параде.
— Давно в Москве? — спросил Володька.
— Месяца четыре уже. Из госпиталя я, видишь, — показал Толик сведенную кисть правой руки. — По чистой.
С Толей Лявиным Володька учился до седьмого класса, потом тот пошел в ФЗУ и пропал. Неожиданная встреча произошла в тридцать девятом в вагоне эшелона, стоявшего на Красной Пресне, куда их погрузили вечером, довезя автобусами из призывного пункта в Марьиной роще. Ночь они простояли, а утром, проснувшись, Володька увидел напротив себя сидящего на нижних нарах Толика. Оба обрадовались, как-никак знакомые.
— Я только оттудова… Понимаешь? И погулять не дали — в армию сразу, — объяснил Толик.
Володька не сразу понял, откуда Толик, но расспрашивать не стал, только удивился очень, когда по приезде в часть на вопрос о специальности Толик заявил — повар.
Дорога на Дальний Восток оказалась Толику знакомой, потому что еще в Александрове он посоветовал всем запасаться водочкой — чем дальше, тем с нею труднее будет. Но знал об этом, видимо, не только он — в Александрове винная палатка была почти разнесена марьинорощинской братвой.
За Уралом водки было уже не купить. А у них с Толиком порядок. Здесь-то и начал Толик — за стопочку требовал флакон одеколона. Поначалу Володька не понял зачем, но вскоре, когда уже ни на одной станции спиртного нельзя было достать, Толик торжественно раскупорил флакончик и предложил попробовать. Володьку чуть не стошнило, но потом за неимением другого пошел и одеколончик.
— Ну, что делать собираешься на гражданке? Как жить? — спросил Толик.
— Осенью в институт пойду… Правда, не знаю пока, в какой. А ты?
— Я? — он засмеялся. — Сам понимаешь, домушничать больше не буду. Туда больше не хочу, да и дружки порастерялись… Ты мне, Володька, объявление не сделаешь: «Есть свежее холодное пиво. 22 р. 60 к. кружка»?
— Зачем тебе? — удивился тот.
— В «Уране» пивом торговать буду.
— Ты пивом?
— Ага… «Уран» — только начало. На Сретенке точку обещают. Знаешь, рядом со столовой помещеньице есть, узенькое такое?
— «Ущелье Аламасов»?
— Оно самое… Сделаешь?
— Ты же видишь, — показал Володька на руку.
— А левой не сумеешь?
— Попробую.
— Так приходи завтра в «Уран». Пивком угощу… Ты когда на фронт угодил?
— В сорок втором, после училища.
— Ах да, вас же в Серышевское запихнули… Ну а меня долго из санчасти не брали, да и не взяли бы, но одна история вышла. Ты капитана Иванова помнишь?
Володька кивнул.
— А женку его видел? Молоденькая такая, худенькая, но огонь…
— Видел.
— Закрутил я с нею… Да влипли, зашухерил капитан. Меня сразу в маршевую и на запад. Но не жалею. Такой бабенки больше не попадалось, а уж втрескана в меня была — жуть!