Еле слышный, но глубокий звук оторвал Александра от размышлений, точно вздохнуло само густо-синее небо. Гирин вскочил на ноги и крикнул девушке, рубашка которой голубела среди кустарника:
— Журавли!
Дийна вышла на поляну, посмотрела на солнце.
— Вам показалось, рано. Они пролетят примерно через полчаса.
— Нет, — уверенно возразил Александр, — я слышал. Летят красные журавли!
Дийна с сомнением взглянула на него, прислушалась, и снова глубокий звук, словно вздох, опустился с неба на редколесье.
— Они! Далеко вы их услышали.
— Я ждал. И ждал совсем не так, как ждали вы.
Девушка внимательно взглянула на него, но ничего не сказала. Крики журавлей становились яснее и звонче, скоро Дийна заметила птичий треугольник и указала на него Александру.
Птицы-громовержцы летели выше, чем в прошлый раз. В свете голубого солнца они казались не красными, а чёрными, лишь концы крыльев отсвечивали тусклым багровым огнём. «Олла! Олла!» — падал на редколесье звучный, зовущий крик.
— Пора, — сказала Дийна, следя глазами за птицами.
— Я готов.
— Пора, — повторила девушка, обращаясь уже непосредственно к Александру, и, мягко оттолкнувшись ногами, поднялась в воздух.
Они летели с Дийной в полукилометре от журавлиного строя, лишь немного поотстав, в правом пеленге. Скорость была большой, около семидесяти километров в час, нещадно палило солнце, но встречный поток воздуха не давал перегреться. Через час полёта Дийна, подскользнув к Александру вплотную, крикнула, перекрывая свист ветра:
— Готовьтесь! И держитесь рядом со мной!
Впереди по курсу небо стало туманиться, теряя прозрачность, и сереть, понемногу вырисовывались очертания лохматой облачной массы. Круто развернувшись влево, Дийна зашла в хвост журавлиному строю и начала сокращать дистанцию. В левом ряду было четыре журавля, в правом — семь.
— Брать будете крайнего правого!
— Понял!
Облако было рядом, это было ощутимо и зрительно, и по резким порывам ветра, которые начали бесцеремонно швырять Александра в разные стороны, Дийна оказывалась то выше, то ниже. Он прилагал большие усилия, чтобы держаться рядом, следить за журавлями стало некогда, пришлось во всем положиться на свою спутницу. Гирин знал, что Длина решает сейчас сложную задачу. Если поторопиться, то не успевшие впасть в транс журавли могут заметить их и атаковать. Если немного запоздать, птицы углубятся в грозовое чрево, молнии которого пострашнее журавлиных.
— Руку!
Александр послушно протянул руку, Дийна крепко обхватила его кисть и резко прибавила скорость. Пронзительно завыл ветер, выжимая из глаз слезы. Через несколько мгновений они окунулись в облачную, дышащую влагой и холодом массу, и тут же Александр ниже и впереди себя увидел силуэт большой птицы, мерно взмахивающей крыльями.
— Вперёд, Саша!
Александр выпустил руку девушки и нырнул к журавлю. В тот же миг журавль повернул голову, и на Гирина строго взглянули большие серебряные глаза. Клюв приоткрылся, и вспышка голубого пламени смяла Александра.
— Дийна! — теряя равновесие, крикнул он.
Но в ответ снова полыхнул огонь.
— Нина!
Очнулся Александр в свободном падении. Он летел в сером и влажном облачном мареве, его крутило и вертело во всех трех измерениях, трудно было даже разобрать, где небо, а где земля. Александру вдруг подумалось о том, что напрасно преисподнюю рисуют в огненно-чёрных тонах. Не говоря уже о красном, даже в чёрном цвете есть нечто утверждающее — пусть через отрицание. Настоящее небытие — это не утверждение и не отрицание, а нечто такое же вот серое и неопределённое, как эта облачная утроба.
Земля!
Она открылась не сразу, а вырисовалась постепенно. Александр ощутил острый укол тревоги: он легко опознал район своего аэродрома — широкую ленту автострады, голубую змею реки, лесной массив, а на его западной окраине озеро. Родной аэродром в далёком инозвездном мире? Это было непонятно, это тревожило, пугало. И сердце вдруг приостановилось на миг, а потом зачастило, все время сбиваясь со своего здорового мерного ритма. Трудно стало дышать, словно лежал Александр не на весёлой и озорной встречной струе воздуха, а в тёмном и душном подвале.
Александр падал лицом вниз, чётко, как на соревнованиях, фиксируя положение своего тела. Странное спокойствие овладело им. Он понимал, что обречён. Через два-три десятка секунд его тело врежется в летящую землю, превратится в противный мешок мяса и раздроблённых костей. Не будет больше на свете пилота Александра Гирина. «А свидание? — вдруг подумал он с грустью и сожалением. — Напрасно будет ждать меня Нина!» Желание жить вспыхнуло с такой силой, что Александр еле удержал крик, рвущийся из груди. Нет-нет, все это не может быть правдой! Смерть, такая внезапная, неотвратимая и грубая? Теперь, сейчас, когда за облаками так ярко светит солнце, а на землю сеет мелкий тёплый дождь? Чепуха! Просто его сморил неожиданный тяжёлый сон, может быть, прямо в кабине самолёта. Очень просто, майор Ивасик взял управление, а он задремал. А может быть, его зачаровала неземная среброглазая девушка. Ей скучно одной на чужой планете, вот она и наслала на него этот удушливый морок. Сейчас злые чары рассеются, и настоящая жизнь снова пойдёт своим чередом!
Но ничего не менялось. Надоедливо, противно свистел воздух, бьющий прямо в лицо с растягивающейся вширь, обрастающей деталями земли. Поток срывал дыхание и мешал сосредоточиться на самом главном, на том, что Александр обязан был вспомнить и никак не мог. Поздно! Неужели поздно? Летящая навстречу, готовая смять и растерзать его тело земля — жестокая правда, а не тяжкий сон. Поздно? Нет, нельзя сдаваться! Надо искать выход — не может быть, чтобы судьба не подарила ему хотя бы малюсенький шанс на спасение. Ведь судьба всегда благосклонна к сильным духом!
А озеро? Озеро, расположенное на опушке леса, разве это не шанс? Озеро! Во время Отечественной войны какой-то морской лётчик-истребитель остался жив, упав с нераскрытым парашютом на заснеженный склон оврага. Озеро! А где-то в Америке рисковые парни ныряют в море чуть ли не с тридцатиметрового обрыва! Озеро! Самое главное — точный вход в воду. Озеро!
Придав телу наклонное положение, Гирин очутился над центром озера, над тёмным пятном больших глубин, которое, растягиваясь как резиновое, валилось на него. Он отчётливо представлял, что спасти его может лишь строго вертикальное положение тела. Но это положение нельзя принимать слишком рано — наберёшь большую скорость. И Александр выжидал тягучие, весомые доли секунд… Теперь пора! Гирин начал энергичный кувырок вперёд, на голову, стараясь вытянуть тело в единую линию, зафиксировать его как можно ближе к вертикали.
Вот она, вода, рядом! Рвётся в самые глаза!
Эпилог
Рыбаки, их на озере всегда предостаточно, были среди них и авиаторы сюда весь город ездил, видели, как с неба на глубокие места, что неподалёку от берега, упал человек. С десяток разных лодок, одни сразу, другие чуть позже, рванулись к месту падения, обозначенного кругами расходящихся волн. Тишина сменилась плеском воды, скрипом уключин, возбуждёнными голосами и криками. Нырять за Гириным не пришлось — удар о воду вырвал из парашютного ранца часть купола, она плавала теперь на поверхности воды. Ухватившись за мокрую ткань, Гирина со всеми мерами предосторожности втащили в лодку — операцией руководил врач, случайно оказавшийся среди рыбаков. Гирин не захлебнулся, наверное, при ударе о воду ему на какое-то время сбило дыхание. Когда Александра осторожно втащили в лодку, он вздохнул, ресницы у него дрогнули. Жив!
Расстелив на мокрой траве плащ-палатку, Гирина уложили на самом берегу озера под раскидистой сосной. Врач не отходил от него ни на шаг. Гирин несколько раз приоткрывал глаза, пытался сказать что-то, но тело его оставалось странно неподвижным, и по-настоящему в сознание он так и не приходил. Врач отирал лицо Александра носовым платком, когда к берегу озера, срывая дёрн и разбрызгивая грязь, вывернула из-за кустов вишнёвая «Волга». Взвизгнули тормоза, и, клюнув носом, машина замерла как вкопанная. Хлопнув дверцей, из неё вышел Миусов, а за ним выскочил техник звена, который по поручению рыбаков-авиаторов дежурил у тракта, поджидая полковые машины.