Клим, сожалея, мотнул головой:
— К тому же, вот беда. Штанге и Гор сами виноваты — напичкали себя унивакциной! Ведь что получилось: нейротики с превеликим трудом разбираются в хитростях нашего мозга, а унивакцина создаёт им все новые и новые преграды. Унивакцина для нейротиков что-то вроде стихийного бедствия — землетрясения, урагана или наводнения. Разве тонкое дело сделаешь хорошо в такой обстановке? Ну и напортачили. Штанге — это же глыба камня, а не человек — попросту сломался в конце концов и сошёл с ума. У него появилась навязчивая идея. Ему все чудилось, что нейротики хотят завоевать Землю. А у Гора с волей слабовато, так у него, как при шизофрении, произошло расщепление личности. Лучше всего сложилось дело у Родина, хотя он главный виновник всех бед. Ты с ним виделся?
— Виделся, — кивнул Лобов. — Он уже здоров и рассказал мне много интересного.
— Так и должно быть, — убеждённо сказал Клим, — с ним имели долгий контакт мезойцы-колонисты. Судя по всему, колонистам удалось рассказать ему всю мезойскую историю. Надо расспросить его как можно быстрее, а то он все перезабудет!
— Не волнуйся, он уже рассказал мне.
Клим улыбнулся, разглядывая невесёлое лицо командира.
— Тебе не кажется, Иван, что я мелю чепуху? Ты что-нибудь понимаешь?
— Да. Хотя понять тебя непросто.
— Ты думаешь, мне просто было? Нейротики ведь совсем маленькие, на вирусном уровне. Если хочешь, это нейропаразиты, они могут существовать, лишь используя чужой мозг. Сначала меня как-то шокировало сознание того, что они паразиты. Фу, думаю, гадость! А потом подумал, а мы-то сами чем лучше? Разве мы не паразитируем на биосфере Земли, вытворяя с животными и растениями черт знает что? Просто у нейротиков другая, инопланетная и, если разобраться, более тонкая и гибкая методика покорения природы. Они могут сосуществовать со всеми животными, у которых есть нервная ткань. Видел птеродактилей? Это их глаза. А игуанодона, птицеящера и брахиозавра? Это их руки. Есть у них и мыслители — мезойцы, которые образуют интеллектуальное ядро их цивилизации и с помощью биоизлучений поддерживают контакт со всеми нейропоколениями. Поэтому так необычно высок уровень биоизлучения на столь слабозаселенной планете! Таких мезойцев осталось меньше тысячи, нейротики берегут их как зеницу ока.
Клим покрутил головой.
— До чего же трудно понять все это! Понимаешь, чужой мозг для нейротиков не только среда обитания, с которой они срастаются, образуя единое целое. Это и нечто вроде готовой кибермашины, которую только надо перестроить по своему вкусу, наладить и заставить работать в нужном направлении. Помнишь древние проекты киборгов, гибридов машин и людей? Нейротики образуют с мозгом примерно такой же гибрид, только не в физическом, а в психическом плане. А тело для них — всего лишь эффектор.
Нейротики по-своему гуманны и благородны. Мы были для них сверхсенсацией — животные, обладающие спонтанной разумностью! Чепуха, нонсенс, четырехугольный треугольник! Они были глубоко убеждены, что истинный разум может возникать только в содружестве с вирусами — никак не иначе. Но стоило им убедиться, что имеют дело со спонтанно разумными существами, нейротики сразу оставили мысли о принудительном использовании нас.
Клим задумался, морща лоб.
— Кстати, — заметил он словно про себя, — они ищут сотрудничества с мезойцами-колонистами, ведь это единственный резерв, с помощью которого можно пополнить своё мыслящее ядро. Но они никак не могут передать им информацию, несмотря на самые тонкие ухищрения! Как только колонист замечает проникновение нейротиков в своё сознание, он тут же покидает колонию и кончает жизнь самоубийством. Чтобы показать свои добрые намерения, нейротики строят для них атомные станции, здания, дороги, которые мы обнаружили. Приходите, владейте! Но колонисты не хотят никаких компромиссов.
Клим тяжело вздохнул.
— Конечно, колонистов легко понять. Представь себе, что человечество систематически должно выделять часть самого себя для превращения в пустую оболочку, в своеобразный эффектор, во вместилище чужого разума! Представь себе человека с логикой и интересами на вирусном уровне, совершенно чуждыми его врождённой сущности, человека-нейроколонию, нелюдя, как говорили наши предки. Разве это не ужасно? Разве мы не ополчились бы против такой опасности всеми силами нашей души и нашей мощи? Когда я рассказал это нейротикам, они ужаснулись, потом горько сказали: «Нам нет места под этим небом». Еле их успокоил! Мы, говорю, уже давно создаём искусственную нейроткань практически любой сложности. Делайте из неё все что угодно! У них в связи с этим уйма специальных вопросов, но я сказал — потерпите.
Клим мечтательно смежил ресницы.
— Короче говоря, — с ноткой самодовольства резюмировал он, — памятник на Мезе мне обеспечен. Но я не эгоист и возьму в компанию тебя и Алексея.
Видя, что Клим сейчас заснёт, Лобов заторопился.
— Мне одно непонятно, как нейротики управляют чужим мозгом?
Клим снисходительно покосился на командира.
— Разве мозг для них чужой? Для них это такое же привычное место обитания, как для нас с тобой корабль, база или матушка-Земля. Нейротики живут, вырабатывая кучу всяких ферментов. Есть же у нас лекарства, действующие на мозг: снотворные, тонизирующие, галлюцигены, успокаивающие. С помощью этих лекарств можно заставить человека смеяться, плакать, наслаждаться и страдать, мыслить и буйствовать.
Сдерживая зевок, Клим строго спросил:
— Ты хорошо запомнил, что я тебе рассказал?
— Я сделал лучше — все записал.
— Ну? Какой ты догадливый! Ты знаешь, я сейчас усну и буду спать, спать. Как это здорово, когда можно спать! А почему ты такой грустный, Иван?
Глаза Клима окончательно закрылись. Он повозился, устраиваясь поудобнее, и уже совсем сонно пробормотал:
— Ты не грусти, Иван. Ведь в конце концов все кончилось благополучно.
— Да, — рассеянно согласился Лобов, подкладывая надувную подушку под голову штурмана, — все кончилось благополучно.
Он занял водительское место, положил палец на кнопку запуска двигателя, но передумал и опустил руку на колено. Ему захотелось вдруг совсем немножко, хоть минутку, отдохнуть и переварить все, что он узнал за последние полчаса.
Уже совсем стемнело. Прямо в лицо глядела чужая нахальная и очень зелёная луна. Небо было подёрнуто похожей на вуаль дымкой, которая скрывала мелкие звезды, зато крупные дрожали и трепетали над головой совсем по-земному. Красноватый песок казался теперь серым, и на нем лежали чёрные тени от скал. Столетия над этими песками витает страх, и два странных разума, один из которых является порождением другого, ведут между собой жестокую и непримиримую борьбу. Возможно ли между ними примирение? Поймут ли они когда-нибудь друг друга?
Лобов тяжело вздохнул и облокотился на штурвал. Все кончилось благополучно! Для кого? Для нейротиков, которые бесплодно ищут себе сферы обитания? Или для гибких, похожих на тени мезойцев, которые в стихийном слепом стремлении к прогрессу сами выковали свою беду? Или для Штанге, который навсегда останется здесь на своём корабле? Лобов отыскал глазами «Ладогу». Стройная колонна гиперсветового корабля таяла в зеленоватой мгле неземного неба. Вот он, безмолвный памятник человеческой борьбы за счастье.
— Прощай, Юст, старый товарищ, — глухо сказал Лобов.
Он повернулся к пульту управления, запустил двигатель и вызвал «Торнадо». Надо было сообщить заждавшемуся и, конечно, изнывавшему от беспокойства Алексею, что, в общем-то, все кончилось благополучно.
ЛЮДИ — НЕ БОГИ
Лунца разбудило гудение зуммера. Открыв глаза, он покосился на экран видеофона и нахмурился. Его вызывала ходовая рубка. Опять, наверное, какой-нибудь пустяк. Надо будет собрать начальников вахт и серьезно поговорить. Пора им учиться самостоятельности. Не вечно же они будут иметь за спиной командира! А Дмитрий Сергеевич Лунц был именно командиром пассажирского лайнера, совершающего регулярные рейсы по маршруту Земля-Марс-Титан и обратно.