Да он-то ее увидел. И еще как увидел. Глазищами так зыркнул, мне даже стало не по себе. И говорит:
— Это ваша дочь?
Она, понятно, сразу остановилась, обернулась, говорит:
— А, у тебя гость!
И стоят, смотрят друг на друга, так смотрят, словно невесть что увидели. Потом она протягивает руку:
— Здравствуйте, я Галина.
— А я Азам.
— Хотите кофе, Азам?
— Спасибо, с удовольствием.
— Тогда идемте на кухню, поможете мне.
И оба ушли. Вот так вот!
У нас в кухне двери вообще нет, мне с дивана все хорошо слышно. Он говорит:
— Я вас много раз видел, как вы в дом входили, очень хотел познакомиться, но предлога не придумал.
Это я так передаю, для приличия, будто они на «вы», как положено незнакомым, а на самом деле тут все друг другу говорят «ты».
— И вот ты пришел со мной познакомиться?
— Да, — говорит.
Тихо. Это она, наверно, смотрит на него. Ее не обманешь.
— Нет, — это он. — У меня к твоему отцу дело было, но теперь это не важно.
Ничего себе не важно!
— Никакого предлога и не надо, — говорит Галина, — со мной познакомиться легко. Если я хочу.
— А ты хочешь?
— В данном случае да.
— Я Азам, — он это с нажимом таким говорит.
— Да, Азам.
— Тебя это не смущает?
— А тебя смущает?
— Меня — да. Будет тяжело.
— Меня только усы твои смущают.
— Сбрею.
— А больше ничего.
— Ты еврейка.
— Нет, я русская.
— Русская еврейка.
— Нет, у меня мать русская. Здесь считается, я нееврейка.
— Здесь не весь мир.
— И слава Богу.
Опять молчат. Что они там делают? Не слышно даже, чтоб она воду наливала, кофе ставила. Я тихонько с дивана сполз, подошел к кухонному проему.
Стоят друг напротив друга, близко, но не касаются, высокие оба, тонкие, прямые, как стрелки, и молча смотрят, глаза в глаза.
Не нравится мне это совершенно, но, между прочим, я, когда красивое вижу, сразу могу признать, а они, надо сказать, вместе очень смотрятся.
Галина моя вытянулась еще больше, на цыпочки встала, чтоб совсем ему в упор в глаза заглянуть, и говорит, тихо так, я едва услышал:
— Это ты?
— Я.
— Ты уверен?
— Да. А ты?
— Почти. Почти, — и все смотрит ему в глаза, я бы даже сказал, с отчаянием.
Очень сильно мне это не нравится, хотя, что говорят, толком не пойму. Вхожу в кухню и говорю:
— Ну и где же твой кофе?
Они оба на меня глянули, но с таким видом, будто не знают, откуда я тут взялся.
— Ты кофе обещала, а?
Тут, вижу, она опомнилась, слава Тебе Господи. Говорит:
— Сейчас сварю, а вы кончайте быстренько свои дела, и мы с Азамом пойдем.
Мы с Азамом. Ничего себе!
— Дела подождут, — говорит Азам. — Да и кофе мне не так уж хочется.
— Ну, — она говорит, — тогда, папаня, ты уж сам вари. Пока!
И прямо берет его за руку, и оба направляются к выходу. Это верно, я хотел, чтоб он ушел поскорей, но не с нею же вместе. Чего доброго, возьмет да все ей и выложит, раз у них пошла такая дружба.
— А дискетка? — напоминаю.
— Ах да.
Стала в сумке копаться, а я думаю, как бы его предупредить, чтоб не болтал. Что бы я ему ни сказал — это все равно что прямо признаться, а ничего не говорить — наверняка проболтается. Вон он как на нее смотрит, бери его голыми руками и мни, как хочешь, словно глину мягкую. А уж она разомнет, это можно не сомневаться.
Так я ничего и не придумал, а она бросила дискетку на стол, помахала мне, и ушли. Он даже попрощаться забыл.
Если я правильно понял, это у них произошла любовь с первого взгляда.
Вот именно этого мне только в жизни и недоставало. Именно, чтоб моя дочь связалась с арабом, и именно с этим арабом. К прочим убыткам, которые мне вся эта катавасия причинила, еще и это.
Я ей потом сколько раз увещание делал, что ты, говорю, никого другого найти не могла, как только этого араба, вот теперь и страдай, а она мне — а что араб, что араб, не человек, что ли. Конечно, человек, но ты что, порядочного еврея не могла найти? Сама ты у меня русская, так хоть, думал, дети твои постепенно будут обратно евреи. Ну, говорит, ты сперва найди мне в этой стране порядочного еврея. Она иначе и не говорит, всё — «эта страна».
Но это потом.
А тут я хожу по комнате, что делать собирался — забыл, все переживаю, это надо же было им встретиться. Вот именно мне сейчас только араба в моей жизни не хватало. К тому же, ну, как он ей расскажет. И что она сделает, предусмотреть совершенно нельзя.