Вива спокойна, всегда спокойна. Я целую ее в изрезанный шрамами лоб и ухожу. Ухожу в мир моих сновидений.
Я принимал душ. Вода холодная, хотя рукоятка повернута на "гор.". Моя кожа сморщилась, сжалась от холода, и я думаю, сколько времени я уже под этими струями.
В ванной стоит туго перевязанный мешок для мусора. Не помню, чтобы я наполнял его. Я поднимаю его, он легкий. Я пытаюсь его открыть, но пальцы дрожат, и я не могу заставить себя это сделать.
Я отнесу мешок в мусорный бак. Он затеряется среди сотен таких же, исчезнет. Я стараюсь не думать, что там, внутри, потому что знаю: я не хочу это знать.
Одежда, в которой я ходил к Виве, исчезла, даже туфли.
Энтони позвонил сообщить, что мой отец умер. Он сказал, что все произошло быстро, и я не стал уточнять.
Я помню звук, с которым легла на место телефонная трубка.
Густой влажный звук.
Такой знакомый.
Глава 25
Кто-то обращался к ней, называя Фридой. Алекс вздрогнула, просыпаясь, и уперлась головой в мягкий подголовник, придуманный специально для этой цели. Солнце нещадно било в глаза.
Воздух в самолете был сухим, с металлическим привкусом. Через подошвы туфель она ощущала тупую вибрацию металла. Звук свистящего воздуха производили либо кондиционеры, либо ее собственное воображение.
Она повернула голову. Энтони Липаски осторожно тряс ее за плечо, называя Фридой. Он не улыбался.
— Фрида, пора обедать.
Она посмотрела чуть дальше и заметила в проходе стюардессу. От раскрасневшегося лица с профессиональной улыбкой, как и от подноса, который она держала, казалось, шел пар. Алекс встряхнула головой, отгоняя муть, и откинула встроенный столик. Как раз вовремя, чтобы на него плюхнулся поднос.
Она хотела заказать водки, чтобы убить противный вкус во рту, но передумала и попросила диетическую коку. Стюардесса со стуком поставила на столик миниатюрную чашку и покатила тележку дальше по проходу. Алекс принялась распаковывать нож и вилку, запечатанные во что-то, напоминающее презерватив.
— Не зови меня Фридой, Фред, — попросила она и зевнула. Липаски поднял брови. — Что это?
— Картон с серыми вялыми овощами и рогалик, достаточно твердый, чтобы проверить его на металлоискателе. Приятного аппетита.
Липаски, как она заметила, от своей порции отказался и положил на раскладной столик портативный компьютер размером с большую тетрадь. Он нажал кнопку, машинка весело загудела. Достав из кармана очки, Липаски водрузил их на нос.
— Если еда тебе не испортила аппетит, у меня найдется кое-что посильнее.
— Например? — Алекс демонстративно отправила в рот большой кусок мяса, по виду действительно смахивающий на картон… Подливка больше всего напоминала кукурузный крахмал.
— Файл Барнса Броварда. С фотографиями. Готова?
— Конечно. — Она проглотила следующий кусок и запила кокой, чтобы перебить вкус. Липаски немного повернул экран, чтобы ей было видно.
— Итак, первая жертва, Кэролайн Питни. Возраст — шесть лет. Это ее школьная фотография. — Он нажал клавишу. — А это после школы.
Мясо, которое она только что проглотила, рванулось наружу. Алекс прокашлялась и уставилась на компьютерную картинку, сожалея, что Липаски прихватил с собой лэптоп с цветным, а не с черно-белым экраном.
— Типичное для Броварда убийство. Все суставы расчленены в местах соединения, простой пластиковый пакет для отходов. Узел, которым он его завязал, не очень затейливый, к сожалению, ничего особенного.
Щелчок клавиши, следующая картинка. Четкая фотография вскрытия, сфокусированная на длинных розовых надрезах в районе утолщения окончания костей.
— Пробные надрезы. Он экспериментировал, искал лучший способ расчленения тел. На последующих жертвах такого уже нет.
— Это та, которую Бровард вытащил наружу, после того как оттяпал ей руку, — пробормотала Алекс. — Помню, еще говорили о следах спермы…
Она инстинктивно понизила голос и даже пригнула голову. Липаски кивнул.
— Мы решили, что он мастурбировал над останками. Подобные следы нашли как минимум на трех жертвах.
Щелчок. Следующая картинка. На этот раз — мальчик. Брайан Дортмунд. Школьная фотография. После школы. Алекс бегло взглянула на Липаски. Черты лица заострились от воспоминаний. Он снова нажал клавишу.
— Боже, это совершенно кошмарное дело, — выдохнул он. — Регина Монтойя. Точнее, то, что от нее осталось.
Прозрачный пластиковый мешок, запотевший изнутри, покрытый плесенью. Мертвенно-бледная детская щека, прижавшаяся к полиэтилену. Мутно-белый глаз.
— О Господи, — выдохнула Алекс.
— Мы потратили много времени, гоняясь за призраками. Был такой Дэвид Питни, в 1983 году его обвиняли в беспечном отношении к детям, он оставил малыша одного на полсуток дома, пока где-то пьянствовал, но он оказался чист, а тем временем у нас появилась четвертая жертва, Пол Паркс. Тут началось нечто странное. Пол Паркс стал первой жертвой, у которого установили следы посмертного сексуального насилия, и самым старшим. Ему было двенадцать. И он был первым, кого нашли в черном пластиковом мешке.
Посмертная фотография оказалась щадяще размытой — просто темный мешок, полускрытый под горой листьев.
— Разрезы ровные, следов спермы в ранах не обнаружено. Он сделал это ему в рот.
— Не показывай фотографию, — слабым голосом попросила Алекс. Липаски пару раз нажал клавишу, изображение мелькнуло лишь на мгновение, но и этого ей показалось больше чем достаточно.
— Хорошо. В этот момент мы были очень и очень далеки от цели. Паркс и Питни были прихожанами одной церкви, поэтому мы проверяли служителей, пастора, других прихожан. Но нарыли лишь двух попрошаек, которые и близко не стояли к тому, что мы искали. Тем временем Габриэль установил связь этих событий с торговым центром.
— С торговым центром? Разве дети пропадали в торговом центре?
— Нет. Но все жили довольно близко от него, легко было допустить, что они ходили туда — погулять, или в кино, или еще зачем. Дэвис выдвинул предположение, что убийца мог следовать за ними от центра до дома, мог идти за ними некоторое время, прежде чем их похитить. Он никогда не расправлялся с ними там, где хватал, и это поначалу сбивало нас с толку.
— Барнс Бровард работал в торговом центре?
— Да. Он заканчивал работу около шести вечера, когда родители разбирают детей по домам, ужинать.
— Дэвис следил за Бровардом. Почему он был уверен, что это тот, кого вы ищете? — спросила Алекс.
Липаски пожал плечами.
— Понятия не имею. Он нам не объяснял. Потом пропали два десятилетних мальчика, Джейсон Гарднер и Чарли Кассетти. Они были друзьями, всюду ходили вместе. Если Броварду приглянулся один, он должен был взять обоих.
Обязательная посмертная фотография. Два черных пластиковых мешка, заполненных смертью.
— Если случай с Парксом был несколько особенным, то этот уже совсем не вписывался в схему. Никаких следов спермы, это во-первых. Очень небрежные разрезы, злые разрезы, не похожие на предыдущие. Им обоим в отличие от других мальчиков он отрезал гениталии. — Липаски занес палец над клавишей, подумал, нажал — раз, еще раз. Алекс была рада, что крупные планы промелькнули так быстро. — Трудно объяснить, но следующие убийства были спокойными, рассчитанными. В отличие от этих двух. Тут его что-то очень разозлило.
— А потом Шаланна Норт, — подсказала Алекс. Липаски вывел на экран школьную фотографию — красивенькая смуглая девочка с большими черными глазами. — Она осталась жива.
— Глубокий шрам на горле, только и всего. И кошмарные воспоминания.
Алекс выпрямилась, не отрывая взгляд от экрана. Какие больше прекрасные глаза! Интересно, они сейчас такие же или тусклые, испуганные до смерти?
— Почему ты решил мне это показать? — спросила она.
Липаски улыбнулся, щелкая клавишами компьютера. Фотографии исчезли.
— Потому что хочу, чтобы ты поняла, как мы пришли к мысли о том, что заблуждались.