— Что она хотела узнать? Где ты находишься?
— Это она знала, — потер лоб Дэвис. — Что мог знать Гарри, чего бы не знала она?
Возникла пауза.
— Ничего, — пожал плечами Липаски, перелистывая блокнот. — Мой телефон она прослушивала, телефон Алекс к тому времени — тоже. Она совершила глупость, убив Рэнджела. Она знала, что ты ее видел.
— Она знала, что ей ничто не угрожает, — горько и натужно усмехнулся Дэвис. — Кому я мог рассказать?
— Мне, — подала голос Алекс. — Ты мог рассказать мне. И рассказал.
Она взяла большую подушку в изголовье кровати и положила себе на колени. Хотелось зарыться в нее, но Алекс понимала, что сейчас гораздо важнее не упустить ни единого слова, ни малейшего выражения лица. Липаски был настроен решительно. Морщины в свете закатного солнца казались еще глубже. Дэвис выглядел совершенно спокойным. В кармане угадывались очертания маленьких очков.
— Ну и что мы будем делать? — тупо спросила она. — Сидеть здесь или все-таки отправимся искать ее?
— Ты будешь сидеть здесь, Хоббс, — ответил Липаски. — А мы отправимся искать ее. Поскольку она тоже нас ищет, это весьма удобно. Это уже не игра в сыщиков, Алекс. Это война без правил. — Он вдруг тяжело опустился в разлапистое кресло. — И мы должны успеть выстрелить первыми.
Алекс вспомнила про револьвер, все еще лежащий в сумке.
— Почему я не могу помочь?
— Потому что не можешь. — Липаски окинул ее усталым взглядом. — Это тебе на взбесившаяся домохозяйка. Эта женщина, возможно, сексуально домогалась собственного сына, а когда поймала его с другим мальчиком, убила обоих и раскромсала на куски, как баранов. После чего успешно подбросила все это нам. Она умна, организованна и, прежде всего, чертовски смела. У тебя нет никаких шансов ни выследить ее, ни тем более захватить, даже если очень повезет.
— Ты меня просто не знаешь! — взвилась Алекс. Забытая подушка свалилась на пол. — Себя ты почему считаешь таким храбрым? Потому что у тебя жетон на груди? Я уже ввязалась в это дело по самые уши, и мы прекрасно знаем, что она не пощадит меня потому только, что я женщина. Здесь мы равны, нравится вам это или нет! И я не собираюсь оставаться одна и сидеть как гейша!
Дэвис поджал губы и отвернулся к окну. Солнце уже скрылось за крыши небоскребов, заливая небо оранжевым светом.
— У нас не будет возможности следить за вами, мисс Хоббс. Оставайтесь здесь, либо я вызову полицию, и вас арестуют.
Коротко и ясно. Алекс в ошеломлении воззрилась в его спину. Липаски, похоже, тоже был удивлен.
— А вы не хотите показать копам очки, которые у вас в кармане? — вкрадчиво поинтересовалась она.
Дэвис, не мигая, смотрел на закат. Потом обвел взглядом ковер, подушку, кровать и наконец остановился на ее лице. Глаза дьявола, подумала Алекс. Дьявольские, пустые, не выражающие ничего глаза. Она опять испугалась.
— Осторожнее, — произнес он. Этого хватило, чтобы задрожали коленки. Она опустилась на кровать. Дэвис обернулся к Липаски: — Тебе решать. Что мы будем с ней делать?
Липаски откинулся на спинку кресла. Такой же непроницаемый, как Дэвис.
Да, придется ему решать, подумала Алекс, чувствуя, что ее присутствие вызывает между ними всенарастающее напряжение. И чем дольше — тем больше.
— Я разберусь с ней, Габриэль. Можешь найти нам еще один номер?
Первое, хотя и вынужденное, признание существующих отношений. Алекс следила за лицом Дэвиса, за тем, как смысл фразы постепенно доходил до него. Сначала это проявилось в глазах, потом — палице. Едва заметно, но отчетливо.
— Ты будешь нужен мне здесь, — глухо сказал Дэвис.
Липаски выдержал взгляд без видимого усилия.
— Нет.
— Ты должен.
Липаски слегка покачал головой, но глаза оставались застывшими. Она чувствовала напряжение, помнила, какое давление испытывала, когда Дэвис обращался с ней подобным образом. Эти глаза, пронзающие насквозь, как электродрель, вынуждающие сдаться.
Липаски не мигнул.
— Габриэль, я твой друг. Но не более того. — Он почти прошептал это.
Закат заливал лицо Дэвиса золотисто-оранжевым светом, глаза светились, как у кошки. Он был словно при смерти.
— Из-за нее?
— Нет. Из-за себя. — Липаски отвел глаза и встретился взглядом с Алекс. — Я не могу остаться здесь.