— Высота и скорость?
— Скорость 840, высота тринадцать тысяч. Продолжаем набор, — это уже был Журавлёв.
— Борт № 252, это диспетчерская. Немедленно развернитесь и возвращайтесь на базу! — раздалось из динамиков в кабине.
— Началось, — сказала Елена. — Ответьте им, что не поняли.
— Диспетчерская, это борт № 252, говорит командир корабля. Вас плохо слышно, повторите!
— Борт № 252, это диспетчерская. Немедленно развернитесь и возвращайтесь на базу! Повторяю: Возвращайтесь на базу!!!
— Диспетчерская, это борт № 252, мы попали в зону турбулентности. Вас плохо слышно!
На некоторое время в эфире воцарилась тишина.
— На сколько это их успокоит? — спросила Елена.
— На пару минут, не больше, — лётчик посмотрел на экран бортового компьютера. — А нам ещё лететь и лететь.
Как будто в подтверждение слов Журавлёва, динамики вновь ожили.
— Борт № 252, судя по нашим данным, вы находитесь в зоне благоприятных атмосферных условий.
— Диспетчерская, подтверждаю. Мы вышли из области турбулентности, однако, у нас неисправна часть бортового оборудования. Возможности устранить поломку в воздухе не имеем.
— Борт № 252, берите курс на Киев. Повторяю: курс ноль семь пять.
— Ну что будем делать? — спросил Журавлёв, взглянув на Елену. — Если сейчас курс не изменим, они поднимут в воздух истребители.
— Командир, может схитрим? — из динамиков послышался голос штурмана. — Мы у польской границы. Можно войти в их пространство, а потом выйти в районе Калининграда.
— А польские истребители? — спросила Елена. — Там ведь тоже наши части есть.
— Пока они их поднимут, время пройдёт. Да и передавать информацию полякам — это тоже время.
— Тогда действуй.
— Борт № 252, меняйте курс! В противном случае мы будем вынуждены поднять в воздух истребители!
— О, первый звонок, — тихо проговорил Арсеньев.
— Диспетчерская, это борт № 252, понял вас. Ложусь на курс один один пять, — Журавлёв выключил рацию. — Ну несколько минут у нас есть. Давай, Ваня, курс два семь ноль.
— Здесь есть система связи с задним отсеком?
— Да, — бортрадист нажал на одну из кнопок на пульте, и дал Елене наушники с микрофоном.
— Мельникова, мы приняли решение войти в воздушное пространство Польши. Приготовьте лазерное оружие.
— Борт № 252, почему вы легли на курс два семь ноль?
— Диспетчерская, это борт № 252. Судя по приборам, мы идём курсом один один пять.
— Вероятно, ваша система спутниковой навигации вышла из строя. Идите по пеленгу нашего радиосигнала.
— Ну что? Если сейчас не повернём, то всё. Поймут, что мы затеяли свою игру, — Журавлёв посмотрел на Елену.
— Курс на Исландию. Будем действовать в открытую.
— С удовольствием, — улыбнулся капитан. Судя по всему, он уже вошёл во вкус этой погони.
— Журавлёв, это генерал Здравин! — раздался в кабине чей-то наполненный яростью голос. — Что ты задумал, капитан?! Ну как живо разворачивай свою колымагу! А то пойдёшь у меня техником, во фронтовую!
— Товарищ генерал!
— Что? — казалось, окажись офицер рядом, он бы разорвал лётчика.
— Идите к чёрту, товарищ генерал! — пилот отключил связь.
— Может, не стоило так резко? — спросила Совина. — Вам же потом ещё воевать под его командованием.
— Не думаю, что он сохранит должность и звание, после того, как упустил этот самолёт. Да даже и если сохранит — я всегда мечтал это сказать ему, — улыбнулся Журавлёв. — Так что оно того стоило.
— Ну ладно! В общем, держите максимальную скорость и высоту. Курс не менять!
Елена прошла в задний отсек.
— Всем, приготовиться к бою! Отслеживать обстановку вокруг самолёты!
— Уже отслеживаем, Елена, — сказала Мельникова. — Гляди!
Майор подошла к монитору, перед которым сидела женщина. На нём в реальном времени отражалась ситуация в воздушном пространстве вокруг корабля.
— Информацию получаем со спутника, всё очень оперативно. Отслеживаются цели, чья скорость выше трёхсот километров в час, высота полёта больше километра, а размеры больше двух метров. Это сделано, что бы радар не был перегружен данными о птицах, вертолётах, гражданских лёгких самолётах и прочем.
— И какая дальность?
— В зависимости от характеристик объекта обнаружение на дистанции от тысячи двухсот до полутора тысяч километров. Самолёты с низкой радиолокационной видимостью, типа американских F-117 или B-2 обнаруживаются примерно с тысячи. Опять же, в зависимости от объекта, уверенно идентифицировать можем на расстоянии от восьмисот до тысячи трёхсот.
— А дальность стрельбы какая?
— Серьёзное влияние оказывает погода. В идеальных условиях — тысяча километров. Обычно — до 800. В самом плохом случае — 300. Но этого всё равно хватает, что бы пробить атмосферу и осуществить перехват. Разумеется, в таком случае радиус перехвата серьёзно сокращается, и на него нужно гораздо больше времени.
— Примерно сколько?
— Если цель обнаружена, и мы её ведём, то, в зависимости от условий, от 10 до 30 секунд. Это время уходит на подготовку пушки, прицеливание, выстрел и дальнейшее сопровождение. Для перехвата истребителя хватает и полусекундного импульса, а для боеголовки при самом плохом раскладе нужно до 20 секунд.
— Кстати, по наземным целям установку применить можно?
— В полёте — нет. На земле теоретически можно, хотя для этого она не предназначена.
— А как, ведь радар цели-то не увидит?
— Только ручным управлением. Хочешь посмотреть, как это выглядит?
— Да.
— Ну пойдём, — Мельникова встала и, обойдя пульт, сказала одному из своих подчинённых, — Костя, встань.
Женщина села на его место. Только сейчас Елена увидела, что располагалось на пульте около этого места. Прямо по центру находилась ручка управления, наподобие той, что использовалась на истребителях. Рядом располагалось множество кнопок, одна из которых, окрашенная в зелёный цвет, была прикрыта прозрачной защитной крышкой, а на ней была красноречивая надпись белым цветом «Огонь». Впереди было два экрана, которые сейчас не горели.
— Вот смотри. Это место как раз и предназначено для ручного управления пушкой. Для начала включаешь этот экран.
Полковник нажала на одну из кнопок и загорелся левый монитор. На нём было видно изображение с камеры. Можно было разглядеть белеющий в ночном небе фюзеляж самолёта, а точнее — большую его часть. Судя по всему, камера была установлена на киле.
— Он предназначен для общего наблюдения, в первую очередь, для визуального контроля. Камера подвижная, управляется вот этими четырьмя кнопками. Далее. Пушка выдвижная, так что основную часть времени она находится внутри фюзеляжа, а отсек прикрыт герметичными створками. Открывать их, если самолёт летит на максимальной скорости, нельзя. Может оторвать хвост, а даже если этого не произойдёт, пушечная установка будет просто сорвана потоком воздуха. Максимально допустимая скорость — семьсот километров в час, однако лучше меньше, на случай, если самолёт начнёт снижаться и скорость возрастёт, — Мельникова включила микрофон. — Вася, сбрось скорость до шестисот пятидесяти.
— Может, не будем пока? — возразил Журавлёв.
— Нет, капитан, — Елена посмотрела на монитор. — Всё равно скоро нас настигнут истребители, так что давайте будем готовы к бою.
— Понял, снижаю скорость.
На спидометре, расположенном справа от мониторов, цифры «850» начали постепенно уменьшаться. Когда там загорелось «700», Мельникова сказала:
— Нормально, можно начинать. Далее. После того, как скорость станет приемлемой, открываешь створки люка.
Женщина нажала на кнопку, а на верхней части фюзеляжа, видимой на мониторе, примерно между крыльями и хвостовым оперением, появился проём. Он начал быстро расширяться и постепенно открылась довольно большая ниша. Почти всю её занимала установка в виде полусферической башни. Створки люка встали перпендикулярно своему прежнему положению, а потом съехали вниз, к стенкам ниши.
— Отлично, теперь можно выдвигать установку.
Нажатие на кнопку, и вся башня поехала вверх. Она достигла верхнего положения максимум за десять секунд. Ствол был развёрнут к носу самолёта.