- И что?
- И я у ворот “Совёнка”, понимаете?
- Бред какой-то! Откуда здесь может взяться “Совёнок”? И вообще. Семён, ты говоришь какую-то чушь. Что за вспышка?
- Но Славя – не бред и не чушь! Понимаешь? Я могу к ней прикасаться, обнимать, целовать, любить! Ты не верил, что “Совёнок” в альфа! А он здесь! Здесь!
- Хорошо, хорошо, только успокойся.
- Я вышел из грузовика, и как ты думаешь, кто стоял у ворот? Она! Я подошёл и сказал: “ты пойдёшь со мной?”. Александр, она меня узнала. Через 10 лет! Бросилась на шею, обнимала, плакала. И я плакал. Это было так... так...
- Семён, продолжай. Почему грузовик оказался повреждён?
- Я понимал, что времени совсем мало, мы даже не зашли в ворота лагеря. Я схватил Славю на руки и буквально внёс в грузовик. “Я знала, что ты за мной вернёшься”, – только и твердила она.
- А грузовик?
- Так вот, я на полной скорости помчался по асфальтовой дороге, ведущей от ворот лагеря. Там не было никаких развалин и радиации, цветущее поле, как и у нас. Мои пассажирки, девочки, которых я подобрал, уснули, я не стал их будить. Впереди был снова деревянный мост над каким-то ручьём, и мы влетели на него. Грузовик подбросило, опять белая вспышка, я потерял управление, снова оказавшись посреди развалин заброшенного города. Сработала защита, гравитон отключился. Тут же монстры с жуткими звуками набросились на вездеход. Я на полной скорости мчался к барьеру, а они лезли отовсюду, из каждого подвала, из каждого окна, и с воем десятками прыгали на крышу, на кабину. К счастью, броня защищала. Я хотел спасти не только себя, но в первую очередь Славю. Когда я влетел в лагерь, с трудом затормозив перед стеной админкорпуса, и убедился в том, что проход в барьере за мной закрыт, я оглянулся назад и увидел, что Аня в таком ужасном состоянии, вся в крови, а её сестёр просто нет… Они испарились. Исчезли, или спрятались где-то в машине, но где? От них не осталось ни следов, ни крови, ни одежды, ни тел. Ничего вообще! Я уверен на сто процентов, что монстры не смогли пробиться внутрь. По приборам проверьте – разгерметизации вездехода не было! А если ничего не проникло извне, следовательно, ничего не могло выйти изнутри! Понимаете? Но самое главное, что со Славей всё в порядке. Она так и обнимала меня всю дорогу, плача от радости. “Даже если это наши последние минуты, я так счастлива, что могу провести их с тобой”, – говорила она.
Александр всё это время морщил лоб.
- Семён Михайлович, я очень рад за вас, за то, что вы нашли свою любовь, и эксперимент принёс тот результат, ради которого был начат. Но вы сделали две огромных ошибки. Первая в том, что подвергли опасности наш лагерь, привезя сюда незваных гостей, чьи останки мы сейчас наблюдаем там, за грузовиком. Представьте себе, что однажды мы возродим здесь настоящий детский центр. По этим дорожкам будут гулять беззаботные пионеры, и вдруг нечто ужасное ворвётся из реальности альфа. Вы представляете, какое побоище они здесь устроят? Поэтому всем обитателям лагеря – и нам в том числе, и тем, кто сюда попадёт, строжайше запрещено выходить за барьер. Вторая ошибка в том, что я вам говорил – мне неизвестно каким образом человек может перемещаться между мирами, и что при этом с ним произойдёт. Старшая девочка чудом выжила, а что случилось с младшими и где они – я не могу вам ответить. Для этого нужно продолжать исследования. Одно вам скажу – вы, сами того не осознавая, пытались спасти, но на самом деле убили двоих детей. Выживет ли третья – ещё не известно. Поэтому раз и навсегда, пока мы не решим вопрос последствий перемещения человеческого тела через барьер, любые переходы живых существ категорически запрещены!
- Как вы можете называть меня убийцей, если тел нет?
- Как раз лучше бы они были. Так спокойнее для нас всех. И, между нами, давайте договоримся, что они не существовали. Никогда. Никаких сестёр. В лагере их нет! Вы меня понимаете? Славе передайте, чтоб говорила то же самое.
Профессор тяжело взглянул на нас из-под очков, и, сгорбившись, удалился в сторону лаборатории, так, будто за несколько минут постарел лет на десять.
- Дина! Наташа! Где вы? – из дверей грузовика донёсся отчаянный крик, и заплаканная Аня бросилась к нам, но, не добежав, рухнула на траву без сознания.
К ней уже бежала Ярослава Сергеевна. Я поднял девушку на руки и понёс в медпункт.
*
Я открыла глаза. На стуле сидел, ссутулившись, Валькот. Заплаканная Аня рыдала в подушку, повторяя:
- Сволочи, сволочи вы и ваша TESLA!
Я поняла, что мы с ней только что видели воспоминания Валькота – сон, или видение, которое он решил пробудить в своей памяти.
- Аня, теперь ты знаешь, как всё было на самом деле. Я не могу уйти в Вечность, не получив твоего прощения. Но, как ты теперь понимаешь, ни я, ни товарищ Генда, ни Семён Михайлович не виноваты в исчезновении твоих сестёр, мы по сей день не знаем, что с ними случилось.
- Выходит, я уже один раз умирала?
-... шла по асфальтовой дороге...
- И в моих жилах течёт кровь нэк?
- Этого я не знаю, но как иначе объяснить твои магические способности? На тебя не действует радиация, ты видишь в темноте, твои раны заживают в десятки раз быстрее, чем у обычного человека. Ты ведь хотела отомстить директору?
Аня молчала.
- Теперь это уже не имеет смысла. Эксперимент окончен. Как ты говорила, он хотя бы попытался в отличие от вас всех. Он нашёл “Совёнок” и свою любовь. И ты свою нашла.
- Я... я боялась тебе признаться тогда. А разве ты знал?
- Всегда знал. Потому и твоя бабочка всегда была со мной. Но, может быть, мы поступили правильно. Если бы я понимал, как вернуть тебя в твой мир, давно бы это сделал.
- Что со мной будет? Мне страшно. Завтра меня совсем не станет? Исчезнет всё вокруг? Ты, лагерь, Мадина? Все, кого я знаю?
Валькот сел рядом с Аней и обнял её.
- Не плачь, я буду рядом, мы пойдём вместе.
- Если Гиса не спасёт нас всех, – он взглянул на меня.
- Она – не спасёт, она сбежала, ей всё равно.
Я опустила глаза. Аня прижалась к Валькоту, как ребёнок прижимается к огромному плюшевому медведю, когда ему страшно, больно или одиноко.
- Значит, огоньки на краю поля?
- Огоньки.
- А ты покажешь мне дорогу в Библиотеку Вечных Снов? Уж раз я немного Нэка?
- Кто знает, возможно, когда-нибудь мы станем её хранителями.
- Вот здорово! Я всегда буду знать, кто о чём думает. Кто замышляет съесть, например, мою котлету в столовой!
- Значит, ты меня прощаешь?
- Да, Валькот. Прости, что всё так получилось. Мне теперь будет легче уходить.
- И мне. Прощай. До встречи на асфальтовой дороге завтра!
- До завтра.
Начальник безопасности накинул капюшон и растаял в воздухе, а Аня так и продолжала сидеть, уставившись в окно пустым взглядом и обнимая подушку. Ей было всё равно, нахожусь ли я в комнате или нет. Она погрузилась в какой-то одной ей понятный мир. После всего, что я увидела и узнала, мне было просто нечего ей сказать. Это была вторая трагедия, разыгравшаяся у меня на глазах сегодня. Я не стала продолжать рассказ о случившемся в особняке, встала и тихонько вышла на крыльцо, с ужасом думая о том, что чувствует человек, зная, что эта ночь для него последняя. Но ведь получается, что она последняя и для меня. Внутри похолодело. Наверное, впервые за свою недолгую жизнь я по- настоящему ощутила, что такое цепкие щупальца страха смерти. Но мои размышления прервал огромный огненный столб, взметнувшийся в ночное небо за лесом со стороны Красной Горки. Через несколько секунд послышался ужасный грохот, будто взорвалось с десяток снарядов. В домиках зазвенели и кое-где выпали стёкла. Оглушённая, я закрыла уши руками. Подпрыгнула даже земля. Перепуганные пионеры, начавшие засыпать, повысыпали на улицу, растерянно оглядываясь и не понимая, что произошло. Среди них, отчаянно пытаясь всех успокоить, носилась Ярослава Сергеевна. Кто-то видел вспышку, кто-то говорил, что в трансформатор ударила молния, но грозы-то не было, другие утверждали, что взорвалась старая фугасная бомба времён войны. У меня за спиной выросла хохочущая Мадина, шепнув: