— Что Чарльстон, что Джеймстон — один черт! — рубанув рукой воздух, подвел итог боцман. — Только вот продуктов и воды у нас до Виргинии точно не хватит.
— Свернем к берегу и все купим! — на правах капитана Громов возражений не слушал. — Деньги у нас, хоть и небольшие, но есть.
— Не купим, так захватим, — ухмыльнулся про себя старый брыластый дьявол Гильермо. — Впрочем, капитан прав — надо идти к берегу, не ждать же какое-нибудь суденышко… тут их много, так ведь удачи два раза кряду не будет!
— Да, не стоит испытывать Господнее терпение, — согласно покивал каменщик Рамон.
Для разработки более подробного плана дальнейших действий «командный состав» «Эсмеральды» чуть позже собрался в капитанской каюте. На совете, кроме «господина капитана», шкипера Альфонсо Хименеса и боцмана, еще присутствовал… юный индеец Саланко, приглашенный по настоянию Громова.
— И зачем нам этот краснокожий черт? — бурчал про себя Гильермо. — Что нам может присоветовать этот глупый дикарь?
— Думаю, многое может, — осадил старого моряка Андрей. — Мы ведь высадимся где-то между Чарльстоном и Сан-Агустином, так?
— Так, — хмуро кивнул шкипер. — Могу даже сказать точнее — где.
«Сеньор капитан» махнул рукой:
— Не нужно точнее, ясно и так — это земли Южная Каролина. Земли маскогов.
— Кого? — оба моряка непонимающе переглянулись. — Мы что-то не очень поняли, о ком вы говорите, сеньор?
— Маскоги — этот такой народ, племя, родичи нашего индейца — вот его.
Громов кивнул на Саланко, молча, как идол, сидевшего на корточках у самой двери.
Хименес вскинул глаза:
— Так вы хотите сказать…
— Именно! Этот парень хорошо знает местность.
Боцман невежливо хмыкнул и выругался, бросив на индейца презрительный взгляд:
— А с чего вы взяли, что этот краснорожий дикарь будет нам помогать?
— Любезный Гильермо, я бы просил вас не обзывать больше дикарем моего друга, — попросил «господин капитан» вполне светским тоном, но холодно-стальные глаза его при этом сверкнули так, что боцман счел за лучшее проглотить язык и почти все оставшееся время просидел молча.
— Саланко — благородный человек, сын местного индейского барона или графа… уж не знаю, как они там именуются, — подлаживаясь под мировоззрение собеседников, пояснил молодой человек.
И тут же, обернувшись к индейцу, перевел все на английский:
— Я сказал им, что ты — сын вождя.
Саланко вдруг вскинул голову и, поднявшись на ноги, поклонился, с непостижимой грацией и гордостью приложив руку к сердцу:
— Вы не ошиблись, сэр! Мой отец и в самом деле был вождем. Он погиб. В схватке.
— Ого! — не выдержал боцман. — Эта краснорожая обез… этот наш друг понимает английскую речь?
— Лучше нас с вами, друзья мои, — рассмеялся Громов. — Саланко — человек благородный, человек слова! Он поможет нам и покажет нам все пути.
На том совет закончился, и, за полным отсутствием выпитого еще вчера рома, все отправились спать — шкипер Хименес — в расположенную рядом каюту, боцман — в свою каморку на носу, а сын индейского вождя — на палубу, где и спал прямо на голых досках.
Андрей прошелся по корме, полной грудью вдыхая морской воздух, куда более свежий, нежели днем. Опираясь на фальшборт, постоял, глядя на желтые звезды, полюбовался огромной луной, свет которой отражался в черных волнах дрожащей медно-золотистой дорожкой. Громову вспомнилась вдруг такая же луна, такая же дорожка, только там, в Калелье… в той Калелье, не в этой. Как-то поздним вечером они отправились с Владой на старинную площадь у церкви Святых Марии и Николая, послушать какого-то местного певца. Долго не слушали — убежали к морю, купались, а в небе висела точно такая же луна, и точно такая же дорожка убегала к берегу, к памятнику национальному каталонскому танцу — сардане. Вот просвистела последняя электричка на Бланес или Масанес… Андрей положил руку подруге на грудь…
— Сэр, — тихо позвал кто-то.
Молодой человек обернулся, увидев незаметно подошедшего Саланко.
Усмехнулся:
— Что, и тебе не спится, друг мой?
— Сэр, можно мне спросить?