— А! — тут уже понял Жузеп. — Меркаторо! Негоцианте! Негоцианте русо.
Громов махнул рукой:
— Ну пусть так. Негоциант, блин… Что? Нет, нет, блины я не пеку, это парень ваш не так перевел… Да не бейте вы его уже, а то вообще переводить не сможет!
В принципе, Андрей рассказал о себе почти все, хоть и подозревал, что хитроглазый толстячок Жузеп вполне может оказаться полицейским агентом, подсадной уткой. Так ведь и таить узнику было абсолютно нечего, он ведь не нелегал какой, все, как надо, и загранпаспорт имеется, и виза.
— Пас-пор? Виза? — переводчик недоуменно похлопал глазами, такое впечатление, что вообще про такие вещи впервые в жизни узнал.
— Виза, виза, — утвердительно закивал Громов. — Шенген у меня, в визовом центре делал. Еще почти через год кончится. И страховка, естественно, есть. Что? Ах, родители… Да пенсионеры, отец — инженер, мать в доме творчества юных завучем работала.
Переводчик, видать, опять что-то накосячил — и тут же получил от Жузепа короткий тычок по зубам.
— Нет, уж слишком! — Андрей таки не выдержал, возмутился, не любил, когда при нем обижали слабых. — Хватит драться-то! Эй, парень! — он схватил толмача за руку. — Ты что это терпишь-то, а?
— Господин, терпеть я завтра буду, — подросток резко осунулся и вздохнул. — Хотя… не смогу, не буду. Полста плетей. Мне и дюжины не выдержать!
Громов помотал головой:
— Ты что плетешь-то? Плети какие-то… А, наверное, такое местное выражение. Жузеп! Ты сам-то чем занимаешься?
— Землица у меня, лавка.
— А, фермер, значит. И магазин еще? Неплохо. Небось, своими продуктами торгуешь? Экологически чистыми.
Больше Жузеп о себе не рассказывал, снова стал спрашивать — почему-то об Англии, Франции, о каких-то коронованных особах, графьях, войске. Потом речь зашла о старинных парусниках, и вот эту-то тему молодой человек поддержал охотно:
— Я в судомодельном в детстве занимался. Парусники, можно сказать — моя страсть. Увлечение. И сейчас иногда балуюсь, когда время есть. Что-что? Чего сколько? Ах, кораблей… Дома у меня два фрегата, шхуна и бриг, а в офисе — английский чайный клипер.
— Клипер?
— Большой такой парусник. А сколько друзьям раздарено, о!
Собеседник неожиданно расхохотался, похлопал Громова по плечу и, отойдя в сторону, вернулся с каким-то свертком, в котором оказалась зачерствелая лепешка и сыр.
— Вот, — сглотнул слюну переводчик. — Кушайте, господин Андреас. Да, господин Жузеп восхищен вашими мускулами. Боюсь спросить… но он велит. Вы на галерах были?
— Х-ха! — понюхав сыр, молодой человек громко расхохотался. — Ну можно сказать, и так. Весь год пашу на работе, словно галерный раб, только вот где-нибудь за границей и отдыхаю. Париж, Рим, Бельгия… Теперь вот — Барселона. Что? Что еще за Питерборо? Может, Фарнборо? Ах — граф, о как! Граф Питерборо. Не, с графьями не знаком, говорил же уже. Чего-чего? Какая еще королева Анна? Нет, я все ж историк, знаю — была такая в Англии… где-то веке в восемнадцатом, но что из себя представляла… увы! Я в аспирантуре на первой русской революции специализировался. Что ты так вылупился, парень? Революшн — так и переводи. Ну переворот, бунт, мятеж! Крестьяне меня интересовали, отходничество… Какой-какой Филипп? Анжуйский? Да мало ли этих Филиппов!
Беседа закончилась далеко за полночь, похоже, что Жузеп утомился слушать, да и у паренька-переводчика язык уже еле ворочался.
— Все, Андреас! Спи, мой дорогой друг.
Хохотнув, толстяк пожелал Громову спокойной ночи и отправился в свой угол, по пути пнув кого-то ногой. Вскоре послышалось чавканье, а затем — и храп. А вот Андрей, несмотря на усталость, еще долго не мог уснуть — не очень-то привычно было лежать на гниловатой соломе, да еще откуда-то сильно воняло мочой — видать, по малому делу тюремщики на двор не выводили.
Лишь ближе к утру, когда в маленьком оконце уже забрезжил свет, узник смежил веки… но тут ему не дали уснуть — снаружи загремели ключами. Скрипнула дверь, кто-то что-то сказал повелительным голосом, тотчас же поднялись трое узников, среди которых был и Жузеп. Всех троих увели, с силой хлопнув дверью. Снова зазвенели ключи.
Громов перевернулся на правый бок… и почувствовал кого-то рядом.
— Господин, — тут же зашептали по-английски.
Андрей приоткрыл глаза:
— А, это ты. Что хотел?
— Господин, умоляю, помогите мне. — Темные глаза переводчика наполнились слезами. — Умоляю…
— Как же я могу тебе помочь? — резонно поинтересовался Громов. — Ну разве что когда выпустят — что-нибудь кому-нибудь сообщить. Впрочем, я даже имени твоего не знаю.