— Много вас, охотников, появилось на наше богатство! — Иван ещё кричал про кровопийцев-капиталистов, которые привыкли грабить простой люд, про бездельников, живущих за счёт чужого труда…
— Довольно, — остановил его англичанин, — Оставим политику, мистер Сорокин, поговорим об общем деле.
«Хитрюга, хочет мне задурить голову, — подумал Иван. — Посмотрим, чем будет меня подкупать».
Англичанин начал издалека:
— Мистер Сорокин, какой громадный дом вы имеете?
Иван на своё жильё не жаловался. В уютной маленькой квартирке они жили с женой Настенькой да с двумя сынишками — Витей и Мишей.
— А я имею предложить совсем отдельный коттедж, два этажа, сад, фонтан.
Сорокин пожал плечами.
— Какой свой бизнес имеете, мистер Сорокин?
Забот у Ивана было по самое горло. Вот и сюда он приехал исключительно по фабричным делам.
— Дел много, сложа руки не сижу.
— Но, но, — возразил англичанин. — Свой, совсем свой бизнес?
Сорокин не знал, что отвечать.
— Мы вам поможем открыть свою фабрику. Сначала маленькую, потом… — Англичанин широко развёл руками.
И снова чуть было Иван не вспылил: за кого его принимают! Но сдержался.
— Надо подумать, — схитрил он.
Англичанин с ним согласился:
— Бизнес любит подумать.
— Отведите меня в тюрьму, — сказал Иван.
— О, мистер Сорокин! Вы не есть узник. Вы есть гость английской эскадры.
Иван очутился в чистой каюте с зелёными плюшевыми диванами. За ним даже не заперли дверь, не задраили стекло иллюминатора. Вроде бы хотели показать, что, мол, он свободен.
Но он нутром чувствовал, как зорко наблюдает за ним невидимый глаз. То ли это незаметно следит матрос, который методично прохаживается по палубе у его каюты. А может быть, тот, кто стоит на часах у орудия. Или вот эти двое, непринуждённо разговаривающие у трапа…
«Знаю, какой я вам гость! Без сожаления поставили бы меня к стенке, если бы не надеялись поживиться с моей помощью добром Советской Республики». Так думал Иван, внимательно разглядывая из иллюминатора гавань.
В порту царила неразбериха. Где русские суда, где иностранные, — не поймёшь. Как раз подходящий момент, чтобы попытаться удрать на тральщике, если посудина ещё здесь. Во время отлива, когда все корабли повернутся кормой к пирсу, тральщик практически окажется неуязвимым.
Медлить опасно. Иван понимал: церемониться с ним долго не будут, как увидят, что ничего не добились. Выдумали же такое: дом с фонтаном, своя фабрика… А получится ли из тебя капиталист, мистер Сорокин? И кто же работать на тебя будет? Твой же брат рабочий?..
…Ивану было только двадцать лет, когда он стал первым колодочником на фабрике. Ему везло. То ли вправду счастье приносил подаренный папашей Герасимом заветный красный башмачок, то ли просто имел он золотые руки да верный глаз.
Папаша Герасим не переставал удивляться:
— Через какие муки, битьё и розги шёл я к своим полированным колодочкам. А Иван разок взглядом кинет — и уж всё сумел. Даже завидно!
Отличился Иван, превзошёл самого папашу Герасима, когда на фабрике установили первые обувные машины. «Скороход» только громко назывался «Товарищество Санкт-Петербургского механического производства обуви». На самом же деле почти никакой механизации не было. Сапожники всё делали вручную. Молоток да шило, резак да клещи — вот и вся механизация, какая была у них в руках.
Но скоро хозяева поняли: выгоднее, чтобы сапожники работали на машинах, — больше сошьют сапог, больше принесут барышей.
Закупили хозяева машины для прибивания каблуков, выравнивания подошв, вырубания заготовок.
Появилась машина и в колодочном цехе. Долго стояла она в бездействии вся вымазанная в масле. И никто к ней не подходил. Посмотрят сапожники на эту диковину, а управляться с ней никак не могут.
Механик-немец злился:
— Русский швин глюпый.
И тогда вызвался Иван:
— Уж не дурнее вашего брата. Осилим?..
Потребовал он от немца, чтобы тот показал, где какие рычаги нажимать, какие штурвалы и рукоятки крутить. Механик с неудовольствием рассказал кое-что. Но до сути дела Иван дошёл своим умом… Машина та оказалась очень нужная. Она выполняла самую неприятную работу — шлифовку.
Когда колодочник уже выточит колодку по форме ноги и зачистит её ножом, ещё остаётся много неровностей на поверхности. Если сразу по этой колодке шить башмак, он получится весь морщинистый, будто печёное яблоко. Вот и сглаживали колодочники стёклышками да наждаком эти неровности. Трут, драят часами деревянные колодки — только белёсая пыль поднимается облаком. Чихают от неё, сморкаются, слёзы рукавом вытирают.