Вера потянула Дмитрия к уличному репродуктору. Молча, с суровыми лицами слушали люди правительственное сообщение. «Внезапное нападение… Варварские полчища топчут нашу землю… Самолёты бомбили города…»
— Наш долг — защищать Родину! — заявила Вера.
Они решили тут же отправиться в военкомат. Таких, как они, добровольцев уже в первые часы после объявления войны оказалось немало. Юношей записывали сразу. Выдавали повестки, куда и когда явиться на призывной пункт. А девушкам сказали, что будут собирать отряды сандружинниц. Несколько дней придётся подождать.
Через неделю в новой защитной гимнастёрке Дмитрий явился на фабрику попрощаться. Тут на него неожиданно обрушился с руганью начальник цеха:
— Почему с нами не согласовал?.. Значит, ты патриот, а мы тут — нет!.. Так знай: наша фабрика теперь — оборонное предприятие и будет выпускать стратегическую продукцию!
— Это сапоги-то? — усмехнулся Дмитрий. И накликал на себя ещё больший гнев.
— Да что такое солдат без сапог?! На войне сапоги важны не меньше, чем пушки!
Начальник привёл исторические примеры, когда разутые армии терпели поражения, говорил о назначении ценных специалистов в тылу, о том, что они помогают ковать победу своим оружием.
— В общем, так: отзывать тебя будем. Для общего дела сейчас ты важнее здесь, на фабрике. И не возражай!
Всего три дня пробыл Дмитрий Сорокин в армии, и его демобилизовали «до особого распоряжения».
В те дни на «Скороходе» шло срочное переоборудование цехов: мирные полуботинки и туфли заменяли изготовлением солдатских сапог и ботинок. Прямо с конвейеров обувь передавали в воинские части. А на одном участке установили старинные липки. Как и много лет назад, сапожники тут чинили обувь: подбивали сбитые каблуки, ставили новые подмётки на солдатские сапоги.
Дмитрия направили налаживать выпуск новых армейских моделей. По нескольку суток он не уходил домой, настраивал станки, обучал сапожным профессиям работниц, чьи мужья и братья ушли на фронт. Теперь женщины заменяли мужчин у станков. И только лишь когда была подготовлена достойная смена, Сорокина вместе с другими специалистами взяли в армию.
Но теперь фронт оказался совсем рядом. Замкнулось вражеское кольцо вокруг Ленинграда. Город оказался в блокаде.
Бои шли в нескольких километрах от фабрики. И на передовую — на Пулковские высоты — Сорокин добрался на попутном трамвае.
Все подступы к высотам со стороны города были перекопаны глубокими траншеями и рвами. Вершину оцепили железобетонные доты.
Не раз враги предпринимали яростные атаки на Пулково, пытались найти слабые места в нашей обороне. Они захватили город Пушкин, стремясь обойти Пулковские высоты с востока. Фашисты ворвались в Лигово и сделали попытку подойти к Ленинграду с запада. Однако гитлеровцы не смогли сломить сопротивление героических пулковских оборонцев.
Отряд, в который попал Дмитрий, удерживал под своим контролем обширные рубежи и не пропускал фашистов к городу.
Неоднократно вражеские танки и пехота бросались в атаки. Но натыкались на убийственный огонь осаждённых. Жаркие бои шли и под проливным дождём, и студёной осенью, и тогда, когда пришла лютая голодная зима.
Как-то раз командир послал лейтенанта Сорокина с донесением в осаждённый город.
— Справитесь с заданием — разрешаю увольнение до двадцати ноль-ноль.
Дмитрий несказанно обрадовался. С самого дня мобилизации он не был дома, ни разу не видел Веру.
В городе его застала очередная бомбёжка и сильный артиллерийский обстрел. И он на себе почувствовал, что это не менее страшно, чем там, на фронте. А каково было безоружным мирным жителям?
Он с трудом пробирался по улицам сквозь кромешный грохочущий ад. С бьющимся сердцем подошёл к родной Заставской. Пустынно. Всюду завалы снега, обломки разрушенных зданий.
Сначала он побежал к своим. Но в квартире никого не застал.
Дмитрий решил захватить с собой меховые рукавицы, подаренные ему когда-то Иваном. Открыл комод, начал шарить в ящиках и невольно наткнулся на резную старинную шкатулку.
Дмитрий вынул оттуда красный башмачок.
И вдруг какое-то необыкновенное чувство охватило его. В этой пустой выстуженной квартире ему на минуту представилась совсем другая, мирная картина.
Бескрайнее голубое небо и душистое хлебное поле. Волнами колышутся пушистые спелые колосья. На меже стоит Вера, и ветер радостно полощет её непокорные кудри. А на ней — золотистые туфельки, искрящиеся под лучами солнца.