Друзья не знали, что делать. Всё это было как-то уж слишком. Замок этот, портрет какой-то шибздопляцкий – то у него усы отрастают, то очки… А теперь еще этот немец живой… только без зубов… И говорит на чистом русском языке… Может, он шпион из Абвера?.. Или, может, он генерал Власов, вол-чина позорный?.. Но говорил разумно и угощал пожрать… А солдаты усвоили, что от приглашений пожрать в военное время не отказываются. К тому же они так проголодались, что в тишине зала было слышно, как урчат их желудки.
– А чем докажешь, что еда не отравлена? – спросил Стропалев, грозно сдвинув брови к переносице. – А то мы знаем вас… фашистов…
– Я не фашист никакой, – незнакомец развел руками, – и никогда фашистом не был… Жидомасоном меня еще можно назвать с некоторой натяжкой… Но фашистом – извините… Сами вы фашист, – добавил он обиженным тоном.
– Что ты сказал, фриц?! – Мишка перехватил автомат. – Это я-то фашист?!. Да ты за такие слова!.. – Он чуть не задохнулся от ярости. – Я из тебя сейчас сделаю котлету по-киевски! Ты знаешь, что такое котлета по-киевски?!. Ферштеен зи зих?!.
– Да, – ответил немец. – Прекрасно знаю. Свернутое в трубочку мясо курицы со сливочным маслом внутри… Правильно?
Мишка опустил автомат.
– Правильно… – ответил он немцу. – Еще раз меня фашистом назовешь, получишь пулю в живот…
– Больше не назову, – сказал немец, прикладывая ладонь в блестящей черной перчатке к груди. – Теперь я понимаю, что, на ваш взгляд, немцу называться фашистом естественно, а русскому – противоестественно… – Он на мгновение задумался. – Тогда я вас буду называть противофашистами…
– Нечего болтать! – сказал Мишка. – Давай ешь – на что я тебе укажу.
Мишка подошел к столу и стал тыкать пальцами в блюда, а немец их пробовал. Когда немец почти всё перепробовал и с ним ничего не случилось, бойцы сели за стол, положив автоматы на колени.
– Из-за вашей проверки я так объелся, – немец похлопал себя по животу, – что теперь могу покушать только маленький кусочек пудинга. – Он приподнял крышку с блюда и положил себе на тарелку серебряной ложкой небольшой кусочек пудинга с изюмом. – По моим наблюдениям, русские люди недоверчивы к иностранцам. Это, мне кажется, вызвано неблагородным поведением иностранцев, которые плохо себя ведут в гостях.
– Это точно! – согласился Мишка, накладывая рыбу. – Ведут себя, как свиньи!
– Кто к нам с мечом придет, – добавил Семен, как Александр Невский, – тот от меча и погибнет!
– Хм… – немец ложечкой отломил от пудинга и отправил в рот. – А кто с ложкой придет?.. От ложки, вероятно, погибнет?..
– Да, – сказал Мишка. – Хоть с ложкой, хоть с вилкой!
– Но мы не познакомились… Давайте наполним наши бокалы и выпьем за знакомство. Вы какое вино предпочитаете?
– Мы предпочитаем вино – водку, – ответил за всех Мишка.
– Какую водку? – спросил немец.
Мишка насупился.
– Тебе ж говорят – водку!.. А ты говоришь – какую! Водка – это водка! Шнапс!
– Извините, не хотел вас обидеть.
Немец взял со стола темную бутылку и разлил всем по полному бокалу прозрачной жидкости.
Миша понюхал.
– Пахнет водкой… А ну-ка, немец, махни!
– С удовольствием! Меня зовут Себастьян Кохаузен. – Кохаузен пригубил из бокала.
– Э-э, Себастьян, так у нас не принято. До дна!
– Ну, до дна так до дна, – он допил и поставил бокал на стол.
Солдаты немного подождали и, увидев, что с немцем опять ничего страшного не происходит, подняли свои бокалы.
– Михаил…
– Андрей…
– Семен…
– За победу над фашистами!
Бзынь! Буль-буль…
Водка разошлась по телу приятной теплой волной.
– Повторим, – Мишка пододвинул свой бокал.
Кохаузен налил всем еще.
Выпили.
– Ты откуда здесь такой взялся? – спросил Мишка.
– И почему так чисто по-русски шпрехаешь? – добавил Андрей.
– Ты случайно не генерал Власов? – поинтересовался Семен.
Кохаузен улыбнулся.
– Увы, я не генерал Власов… Вы, товарищи противофашисты, наверное, подумали, что раз я живу во дворце, – он обвел вокруг рукой, – если уж я не фашист, то непременно немецкий барон-кровопийца. А это совсем и не так… На самом деле, я старый сотрудник КОМИНТЕРНА, соратник Владимира Ульянова!.. – он сделал паузу, оценивая, произведенное впечатление. – Я, между прочим, вместе с Лениным ехал в Россию в пломбированном вагоне, помогать ему делать революцию!
– Пиз…шь?! – выдохнул Стропалев.
– Извините?
– Я говорю: пиз…шь!.. Чего-то мы тебе не верим!
– Видали мы таких биздаболов! – добавил Семен. – С Лениным его запломбировали! Вот гусь!
– Пломбируев! – Андрей захмелел.
Немец вроде бы ничуть не обиделся.
– Ну что ж, мне вполне понятно ваше недоверие, – сказал он. – Во-первых, действительно, сложно поверить, что на войне в каком-то замке сидит какой-то, как вы выражаетесь, Пломбируй и уверяет, что он соратник Ленина. И всё же это так. И если вы, товарищи противофашисты, не возражаете, я расскажу вам, как это было.
– Ну, попробуй, – Мишка отломил от поросенка ногу и впился зубами в румяную хрустящую кожу. – А мы пока поедим.
Себастьян Кохаузен взял с бюро коробку с сигарами.
– Разрешите вам предложить?
Солдаты взяли по две и вставили их себе за уши.
– Итак, я начинаю… Я родился в преуспевающей немецкой семье. Мой папа был преуспевающий фабрикант, производитель чугуна и стали. Мама – баронесса фон Петц. Но и мама и папа мне с юности не нравились. Я долго не мог понять почему, пока в шестнадцать лет не прочитал все труды Маркса и Энгельса. И тогда я всё понял. Мои родители были мне чужды, потому что они являлись яркими представителями класса эксплуататоров. А я не мог олицетворять себя с этим классом. И всё же это были мои родные мама и папа, и я ужасно мучился и страдал, не зная, как мне поступить. Мои противоречия разрешились чудесным образом после знакомства с Владимиром Ульяновым, который в то время находился в Германии. Мы познакомились с ним в пивной «У Шульмана», куда я частенько захаживал залить свое горе двумя-тремя кружечками светлого пива.