Я Эль Койот! Кто против меня, тот покойник!
1
Когда кончились патроны, Коновалов понял, что пропал. Монстров было слишком много, а у него сломаны ноги. Мишке отчаянно не хотелось умирать, но еще больше не хотелось превращаться в такого вот гада с зубами. Это было хуже смерти, хуже всего. Мишка не мог согласиться, что после всего, что он сделал хорошего за последние дни, он попадет в ад, потеряет душу и станет таким же кровососом, как Колчан. Что же делать?! Монстры окружили Мишку плотным кольцом, и один подошел уже настолько близко, что Мишка смог до него достать прикладом автомата. Голова упыря слетела с плеч и отскочила назад. Монстры остановились, но тут же двинулись обратно на Мишку. Мишка снова ударил прикладом. Еще одна голова полетела с плеч.
Мишка занес над головой автомат, и в это мгновение мир остановился. Остановилось время. Мишка застыл с поднятым над головой автоматом. И всё вокруг застыло, как на картине «Оборона Севастополя». Мишка стоял, как матрос на картине, а монстры стояли, как фашисты.
Из церкви вышел Илья Пророк. Он спустился по ступенькам, протиснулся между монстрами, подошел к Мишке.
– Мишка, – сказал святой неземным голосом, – у тебя в правом кармане лежит пилюля, которая поможет тебе. Только ты поторопись… – Илья пошел обратно к церкви. У порога он остановился и вздохнул. – Не устоит храм-то… Не устоит… Но вера устоит… – Святой повернулся к Мишке, перекрестил его и скрылся внутри.
Тут же всё вокруг задвигалось. Мишкина рука с автоматом опустилась на голову упыря и снесла ее с плеч. Мишка отбросил автомат, сунул руку в карман и нащупал там какой-то цилиндрик. Вытащил. На ладони лежала серебряная пуля. Мишка сунул ее в рот и попытался проглотить. Но с первого раза у него не вышло и его чуть не вырвало. Мишка отбил кулаком упыря и проглотил пулю. Слава Богу! Теперь всё нормально! – успел подумать он.
Со всех сторон в Мишку вонзились бесовские челюсти и когти. Мишка узнал Дегенгарда с неестественно выросшими клыками…
2
Мишка мчался на мотоцикле. Ветер ворошил его русые волосы. Мишка выжимал ручку газа, и мотоцикл с ревом летел вперед, пожирая километры гладкой заграничной автострады. По обочинам мелькали пальмы, кактусы и пирамидальные тополя. В коляске сидела Забина. В темных очках, в короткой кожаной юбке, в кожаном лифчике и красной кожаной косынке на голове. Она улыбалась. Мишка показал Забине большой палец и спросил по-немецки:
– Гут?
Забина тоже показала большой палец:
– Йа! Йа! Зер гут!
Мишка увидел впереди дорожный знак Нож-Вилка. В животе заурчало.
– О! – сказал он. – Эссен! Куры-млеко-яйки-брод! Вир эссен зих? – спросил он Забину.
– Йа! Йа! Их мехте эссен! – Забина закивала головой. – Натурлих! Зер эссен!
У Мишки встал.
– Натурлих, – конечно, по-нашему, – перевел он.
– Ко-онэшно-о, – немка заулыбалась.
– Йа! Иа! Ты все равно по-своему лучше говори, мне так больше нравится.
– Йа! Йа! Их либе дих!
– Вундерба, – Мишка почувствовал в штанах такое напряжение, что ему стало неудобно сидеть на мотоцикле.
– Их либе дих тоже!.. Слышишь? Тоже их либе! – От своего незаконного отца Семена Абатурова Мишка унаследовал страсть к немкам, а немецкий язык и немецкий акцент действовали на него, как валерьянка на кота.
– Мьишька! Мьишька! – Забина показала пальцем в сторону. – Дер гроссишен бассейн! Фу! – она помахала на себя ладошкой.
– Йа! Йа! Жарко! – Мишка свернул с дороги на пляж.
Они подъехали к морю. По морю плавали яхты, парусники и серфинги. Мишка слез с мотоцикла и пристегнул его цепочкой к пальме. Рядом упал кокос. Мишка задрал голову – сверху на пальме сидела красножопая обезьяна.
– Эй, Баунти! Кидай еще!
Обезьяна оторвала еще орех и кинула. Мишка поймал.
– Донке шон, мартышкин! Ауфидерзейн!
Забина сидела в коляске, зажмурившись и подставив лицо солнцу.
– Битте, фрау! – Мишка поставил на коляску орех.
Забина открыла глаза, увидела кокос и захлопала в ладоши:
– Их мехте дранк битте! – она пощелкала пальцем по горлу, как научил ее Мишка.
– Момент! – Мишка вытащил из-под сиденья монтировку и врезал ею по ореху. Орех раскололся на две половинки, из которых бызнул, как в рекламе, прозрачный сок кокоса. Мишка ловко перевернул половинки донышками вниз и протянул одну Забине. – За… либер! Гут?
– Гут!
Они чокнулись и выпили из кокосов.
– Шон! – Забина облизнула губы. Мишка вытащил ножик и срезал мякоть.
– На, поешь… эссен для аппетита… фюр аппетит… Яволь?
Немка скушала.
– Пошли купаться… Ком цу мир дер ватер… – Мишка разделся и остался в одних плавках-шортах «Адидас».
Забина тоже разделась. На ней был розовый открытый купальник.
– Мьишька, ду бист шон унд крафт менил, – она потрогала Мишкины мускулы, провела рукой по волосам на его груди и застонала.
У Мишки от ее слов и от вложенного в них смысла встал так, что на плавках чуть не лопнула резинка. Забина увидела, как Мишка возбужден, и ее рука ухватила его за выпуклость.
– Штейт ауф, – Мишка посмотрел по сторонам. Недалеко сидели какие-то отдыхающие… Мишка отвел руку Забины и показал на них:
– Алес, – он взял половину ореха и надел на выпуклость. – Тропический гондон.
Забина засмеялась, хоть Мишка сказал и по-русски. Держась за руки, они побежали купаться.
Забина зашла по колено и поежилась. Мишка разбежался и нырнул. Он проплыл под водой с открытыми глазами двадцать метров. Вода была такая прозрачная, что Мишка видел каждый камешек. Мимо проплывали красивые рыбы, по дну ползали огромные крабы. Перед Мишкиным носом проплыла здоровенная морская черепаха с хвостом. Мишка ухватил ее за панцирь и развернул в сторону Забины. Мишка представил, как он эффектно сейчас вынырнет перед Забиной на черепахе. Он вынырнул прямо рядом перед ней. Забина завизжала и отскочила назад. Мишка засмеялся. Он усадил немку на черепаху и покатал вдоль берега. Потом они отпустили морское животное и немного поплавали. Мишка нырял вокруг Забины, хватал ее под водой за пятки и шутил, сдергивая с нее трусы. Забина взвизгивала и хохотала. Мимо на водном мотоцикле промчался какой-то пижон. Мишке тоже захотелось покататься на такой же херовине. Они вылезли на берег и пошли к месту, где выдавали мотоциклы.