Выбрать главу

– А он православный? – спросила Соня.

– Нет, он католик.

– Ну, тогда понятно. Откуда же у него настоящей вере быть, если он не православный?

– Именно, Сонечка! – отец Харитон преобразился. – Природная мудрость в тебе есть!

– Ага, – Соня кивнула, как будто воодушевленная новой мыслью. – Я так думаю, что этот писатель в душе православный, но ему мешают католические заблуждения, поэтому у него очень уж хорошие книги не получаются. Если бы он к нам приехал жить, ему было бы легче… Как Солженицыну.

– А что Солженицын? – удивился такому повороту отец Харитон.

– Ну как же? Солженицын пока жил в Америке, всё писал про нашу страну очернительные книги. А как вернулся на родину, осмотрелся и понял, что зря он это делал, и сразу перестал писать, успокоился. Живет себе спокойно на даче, получает пенсию… Православие – вот в чем секрет, да?

– Истинно так, – отец Харитон кивнул. Он был несколько обескуражен, но в целом мысли у девушки верные, и поправлять их в общем не требуется. И еще у отца Харитона восстал. Одеяло немного встопорщилось, и отец Харитон согнул в колене ногу, чтобы Соня ничего не заметила. – Принеси мне, пожалуйста, Сонечка, чайку свежего, – попросил он.

Соня вышла, и пока она ходила за чаем, у отца Харитона прошла эрекция. В больнице отец Харитон постоянно чувствовал половое возбуждение, и его преследовали греховные мысли. Он отнес это на счет нервного стресса, резко изменившихся обстоятельств и лекарств, которые ему тут давали. Он бы не думал так, если бы видел, как медсестра Соня готовит ему чай и что она в него подсыпает.

3

Детей поразили фантастические рассказы цыгана. Аурели-ано, которому тогда было не больше пяти лет, на всю жизнь запомнит, как Мелькиадес сидел перед ними, резко выделяясь на фоне светлого квадрата окна; его низкий, похожий на звуки органа голос проникал в самые темные уголки воображения, а по вискам его струился пот, словно жир, растопленный зноем. Хосе Аркадио Буэндиа, старший брат Аурелиано, передаст этот чудесный образ всем своим потомкам как наследственное воспоминание. Что касается Урсулы, то у нее, напротив, посещение цыгана оставило самое неприятное впечатление, потому что она вошла в комнату как раз в тот момент, когда Мелькиадес нечаянно разбил пузырек с хлорной ртутью.

– Это запах дьявола, – сказала она.

– Совсем нет, – возразил Мелькиадес. – Установлено, что дьяволу присущи серные запахи, а тут всего лишь чуточку сулемы…

Отец Харитон оторвал глаза от книги и задумался. Его опять удивило, как этот колумбиец так пишет, как будто ты сам присутствуешь в книге. Отец Харитон потрогал нос, принюхался. Ему показалось, что в комнате чуть-чуть пахнет серой. Не то чтобы воняло, но немного пахло. Отец Харитон сосредоточился. Явно немного пахло… Ну, явно… Ну, нет, не может же быть… Но пахнет… Отец Харитон, как человек здравомыслящий, отнес запах в область мозговых рефлексов, вызванных воздействием чтения. Когда он был наркоманом, такое воздействие он испытывал не раз и не два. Бывало, ширнешься и такие запахи ощущаешь… как в Раю… или наоборот. Да что там запахи! Иногда так явно что-нибудь представится, что можно не только понюхать, но и посмотреть, и потрогать даже! Однажды отец Харитон поверх кокнара съел полпачки циклодола (ему друзья посоветовали, сказали – ништяк приход). Отец Харитон увидел, как в комнату из зеркала вошел памятник Алеши из Болгарии. Каменный Гость тяжело топал по полу, так тяжело, что в серванте дрожали все рюмки и сервиз. Видение было настолько ярким, что Харрисон даже увидел, как с серванта упал будильник и бзынькнул. Харрисон испугался и хотел спрятаться в шкаф, но ноги не слушались. Каменный Гость из Болгарии подошел к Харрисону, встряхнул плечами. На пол упал каменный плащ, несколько паркетин отлетело, обнажив черный битум. Он увидел, что у Алеши нет рук. Хорошо, что нет рук, подумал Харрисон, а то бы пришлось с ним здороваться, как Пушкин с Лермонтовым… Харрисон спросил:

– Алеша, где ваши руки?

– На задании.

– На каком задании?

– Щупают болгарок.

– Ништяк.

– Сейчас я прочитаю тебе стихи Есенина.

Каменный Гость начал:

До свиданья, друг мой, до свиданьяМилый мой, ты у меня в грудиПредназначенные расставаньяОбещают встречу впереди!..

Харрисону стало очень страшно оттого, что он находится в этой каменной груди и что ему вдобавок обещают еще одну встречу. Началось такое шугалово, что он моментально вспотел и у него перехватило дыхание.