Иншаков вытащил из стакана карандаш и переломил пополам. Один огрызок отшвырнул в угол, а другой разгрыз.
Раздался звонок.
Иншаков вздрогнул. Трубку брать не хотелось, он чувствовал неладное. Выплюнул огрызок карандаша и медленно поднес трубку к уху.
– Слушаю.
– Товарищ полковник! – услышал он встревоженный голос диспетчера. – Хайбулин исчез с радара!
У Германа Васильевича потемнело в глазах. Он ладонью похлопал себя по нагрудному карману форменной рубахи, нащупал упаковку валидола, залез в карман двумя пальцами… Успеет ли сердце дождаться, пока он копается в кармане?.. Иншаков выдавил на ладонь круглую таблетку, положил под язык. Во рту онемело, как на морозе.
Надо отзывать ребят… Что-то происходит не то… Что-то… Иншаков потянулся к трубке. Сердце бешено колотилось.
11
Юра выскочил на улицу и сразу увидел шкатулку. Шкатулка блеснула в темноте полированной гранью, Юра зажмурился от яркого света. За церковью полыхал самолет, и грани шкатулки ловили отблески пожарища. Мешалкин побежал к шкатулке. Он был совсем рядом, он вытянул вперед руку, он готов был схватить ее и спрятать на груди, чтобы спасти этот мир, но… оглушительный рев… Мешалкин ничего не понял… им как будто выстрелили из пушки… что-то сильно долбануло Юру по ушам, и он полетел в обратную сторону…
12
Иншаков передумал. Он положил трубку на место и сам пошел в диспетчерскую.
– Отдохни, сынок, – сказал он сидевшему за пультом лейтенанту. – Покури. – Герман Васильевич надел на голову наушники и включил связь. – Ребята! Всё, возвращаемся. Как поняли? Прием! – Никто не ответил. Герман Васильевич слышал только треск, помехи и шум. Ему стало нехорошо. – Прием! – повторил Иншаков. – Ребята, слышите меня?! Прием!
Сквозь помехи прорвался голос:
– Слышу, папа!
Герман Васильевич удивился. Он узнал голос Романа Битлоза, к которому относился очень хорошо. Роман располагал к себе Иншакова, он был обаятельный, способный и сообразительный. Вот бытует в армии мнение, что молдоване все тормоза. Но про Романа никто бы такого сказать не смог. Роман Битлоз был общим любимцем, балагуром, юмористом и заводилой в положительном смысле слова. Иншаков иногда поругивал его. Роман часто бегал в деревню на танцы, драл деревенских женщин, не раз получал от деревенских мужиков по морде. Но Иншаков, когда говорил Битлозу, что не может доверять штурвал человеку, которому надавали по башке, – видел в нем себя молодым. Иншаков сразу после училища служил пару лет на Украине, где вот так же, как Роман, бегал вечерами на танцы, ухаживал за девушками и получал от местных кольями и дубьем по ребрам и голове. У Иншакова было много романов, он буквально сходил с ума от южных девушек, что-то особенное было в их глазах, голосах и фигурах.
– Битлоз, ты?
– Я, папа.
– Ты что говоришь?! – полковник не понял. Что-то этот Битлоз определенно зарывался. Когда летчики называют комполка за глаза папой – это нормально. Но вот так, напрямую – непозволительная фамильярность. – Какой я тебе, на хер, папа?!
– Действительно, херовый папа, – ответил Битлоз.
– Офицер, ты что себе позволяешь?! – Иншаков покраснел от гнева.
– Не кипятитесь, Герман Васильевич! Пришло время серьезного разговора. – Последовала небольшая пауза. – Помните, Герман Васильевич, Украину? Помните, Галинку Мунтян.
Иншаков не помнил… Мало ли их тогда было, Галинок… Он и по фамилиям-то всех не знал. И тут как будто что-то вспыхнуло у него в мозгу… Прекрасное лицо с большими черными глазами… брови дугой… полные алые губы… толстая коса… расшитая узорами белая рубашка… теплые южные ночи… виноград… роса… сено… сено… сено…
– Ну что, вспомнили?
– Д-да… Эх…
– Ну, здравствуйте, папа… Сын я ваш… Так-то вот… Обрюхатили вы тогда мамку… Обрюхатили и улетели… А она, чтобы позора избежать, вышла за алконавта одного, Битлоза, который издевался над ней всю жизнь, избивал, заставлял побираться ему на бутылку… Умерла мамка… А я из дома убежал… – Иншаков вспомнил, что Роман Битлоз был из детского дома. – … А мамка мне перед смертью рассказала, кто мой отец настоящий. И я всё сделал для того, чтобы вас, папа, разыскать и отомстить вам за мамкины слезы, за смерть ее и за фамилию, которую я получил от подонка, и из-за которой меня всё детство чморили и издевались! И теперь, когда вы знаете, кто я такой, я на ваших глазах покончу жизнь самоубийством, чтобы вы это запомнили как следует и чтобы вам, папа… — Битлоз не договорил. – Естрдей, о май трабол симс со фару вей, – услышал Иншаков в наушниках, – пай лук……ту сшей, о аи белив фо естрдей…