Все «товарищи» отличаются недоверчивостью по отношению друг друга, и эта недоверчивость часто выливается в указанные курьезные формы.
Что касается дисциплины в красной армии, то сказать, что ее нет — нельзя, но она выливается в столь уродливые формы, которые превосходят всякие представления о возможной суровости. Это не систематически жестокие наказания, а просто дикий произвол дикого же зверя, которому совершенно случайно в руки попал револьвер. Приходилось наблюдать сцены, когда за один намек на возможность неисполнения приказания, командир полка с пеною у рта набрасывался на своих подчиненных и, грозя им револьвером, заставлял выполнять приказы, не останавливаясь, в случаях, основанных исключительно на его личном усмотрении, производить выстрелы в упор. С другой стороны, те же самые командиры часто бывали поставлены в положение, когда ни их авторитет, ни присутствие высоких комиссаров не гарантировало от открытого неповиновения.
Психика теперешнего солдата красной армии чрезвычайно сложна и, без сомнения, заслуживает серьезного детального рассмотрения и разработки.
Кроме вышеописанных типов и общего характера распущенности, разврата, безнадежной дикости нравов и полного отрицания всего святого, необходимо подчеркнуть, что старый «русский солдат», старый «Чудо богатырь» Суворова продолжает жить. И никакие красные идеи не заглушат в русском солдате тех искр доблести и сознания его долга, как только эта масса вновь почувствует ту точку опоры, которую ее заставили потерять.
Среди этой темной массы, распропагандированной самыми грабительскими и наиболее легко усваиваемыми идеями отбирания чужого имущества и полной безответственности в деяниях против высших классов, всегда находится известное количество старого основательного элемента, который часто с опасностью для жизни способствует проведению идей государственности в том смысле, как мы это понимаем, а часто и более безыскусственно, а следовательно и наиболее приемлемо для воссоздания нашей Родины.
Все сказанное можно подтвердить примерами, например, когда приходилось выполнять наиболее сложные и опасные предприятия, находясь в положении начальника или когда приходилось срываться на каком-либо предприятии и попадать в наиболее неприятное положение арестованного по подозрению в белогвардействе, контрреволюции тоже, то и тогда случалось найти старого солдата, который вспоминал старое доброе время, старые добрые отношения и не только готов был многое сделать совершенно бескорыстно, но часто делал многое такое, что было далеко небезопасно для него самого.
Вне всякого сомнения трудно было отличить в этих поступках и предложениях, где оканчивается обман и желание выпытать, и где начинается бескорыстное желание помочь человеку в бывшем и настоящем положении которого, он привык всегда видеть настоящего хозяина и руководителя и к авторитету которого он готов прислушиваться и сейчас.
К услугам таковых случайных помощников и часто спасителей жизни приходилось прибегать не раз. Инстинкт и, вероятно, слепое счастье не позволили попасть на «осведомителя», как теперь называются «совдепские» сыщики; а потому из практики необходимо вывести непреложный вывод, что там, за рубежом линии красной армии, есть не мало безыскусственно и горячо любящих свою Родину и ее величие верных ее сынов. Надо только уметь их найти, правильно к ним подойти и тогда успех нашего святого дела будет столь молниеносен, что все настоящие виновники общей разрухи не избегнут должного возмездия.
Пишущий эти строки имел возможность и задачу непосредственного наблюдения за «советской» армией. (Задача и возможность для меня такового наблюдения уже освещалась мною в «Донской Волне».
Что офицеры делают на «той» стороне?
Верхи большевизма необычайно изворотливы и в средствах не стесняются. Политическая окраска и ориентация их равносильны окраске хамелеона. Вынужденные спасать свою шкуру, они, не задумываясь, снимают шкуру с первого попавшегося. Офицеры, пережившие троекратный переворот, были предоставлены сами себе, стояли перед почти неразрешимой задачей — где истина?