Знать своего врага, знать своего противника во всех его деталях, не скрывая от себя его талантов и достоинств не только, как воина и соперника на ратном поле, но и как человека необходимого, ибо всем известно, самым важным элементом боевой обстановки является человек — сам по себе, как таковой. А потому, да не подумает читатель, что мое описание Гиттиса есть скорее хвалебный гимн и может не соответствовать духу времени, запросам и вкусам читающей публики.
Если читатель возобновит в своей памяти мою характеристику бывшего командующего армиями южного фронта «товарища» Павла Павловича Сытина (см. «Донскую Волну» за 1919 г.), то он конечно не найдет и сотой доли тех похвал, которые относятся к Гиттису. Из широкой публики Гиттиса никто не знает. Я сам, как видно, только случайно познакомился с ним. Но, да не поленится читатель справиться о П. П. Сытине, и он увидит, что я дал правильную его характеристику — беспринципного, за деньги все могущего сделать человека.
Гиттис много моложе таких столпов военно-ученого мира, находящегося на службе у большевиков, как Клембовский[34], Гутор[35], Сытин и т. д., и зная их, и зная его, я уверенно могу сказать, что Сытин и компания заблуждаться не могут, а ищут только место, где больше дают… Гиттис же, не знаю — заблудился ли он, или тут дело еще сложнее?.. Но относительно его я уверен… Получи он соответствующий толчок извне, хотя бы такой, когда власть имеющий мог бы ему тем или другим путем напомнить его долг и обязанность… Если бы он услышал энергично-твердое: «Полковник, я вам приказываю»…
Быть может, красные раскаялись бы в том, что вверили ему армию.
Бывший генерал Каменев
По сведениям из Совдепии новым главнокомандующим всеми «красными» силами назначен бывший офицер генерального штаба бывший генерал-майор Каменев. Служба этого бывшего офицера протекала большей частью в штабах и он во время прошлой кампании не командовал никакой строевой частью. Каменев[36] в мирное время служил в Петроградском Военном Округе, где мне приходилось довольно часто его встречать, кроме того он был большой любитель скачек, играя с увлечением на тотализаторе.
Его достаточно высокую фигуру зачастую можно было видеть в то время, когда он жадно следил за интересующей его лошадью. Его внешность жгучего брюнета, с большими черными навыкате глазами иссиня-черными, пушистыми усами очень походит на румына.
Повторяю, на тотализаторе Каменев играл с большим увлечением и азартом. Вероятно, его страстная натура и была причиной того, что он увлекся авантюрой и попал в русло большевистского потока.
В продолжение всей войны мне ни разу не довелось встречаться с Каменевым.
Грянул гром большевизма и я, волею судеб и моей секретной задачи, очутился в конце августа нового стиля 1918-го года в ставке тогда всесильного, а теперь тоже, судя по газетным известиям, арестованного[37] бывшего главкома большевиков латыша Вацетиса. Тут в приемной, полной разного сброда и насквозь пропитанной запахом крепкого табаку латышской носогрейки, я встретился с теперешним Главкомом, тогда в свою очередь ожидавшем инструкций и указаний от своего предшественника, от Вацетиса, как только что получивший восточный фронт против адмирала Колчака. Естественно, мы, как старые знакомые, немедленно разговорились. Я, как лицо, задача которого главным образом состояла в проведении секретных целей моей организации, попробовал прозондировать причины его службы у большевиков и взгляды вообще, из которых, конечно, я в этом был уверен тогда, первые — граничили с ошибкой или принуждением, а вторые были совершенно «контрреволюционны». К большому моему сожалению, начатый разговор мне не удалось довести до желанной определенности. В самый его разгар, когда из полунамеков можно было уже составить всю картину нравственного мучения переживаемого новым командующим восточным фронтом, его и его помощника вызвал Вацетис в свой кабинет.
Несмотря на этот перерыв разговора последней заключительной его фразой было определенное полусознание, что обстоятельства сильнее его самого и… тут последовал столь безнадежный взмах рукой, что, повторяю, снова не оставалось никакого сомнения в том, что сердцем и душой генерал Каменев в том месте России, где свободно и гордо развевается наше национальное трехцветное знамя…
Дальнейшие мои задачи вынудили меня немедленно покинуть Арзамас, где была тогда ставка Вацетиса и штаб восточного фронта, новых руководителем которого стал Каменев.
Следующий мой приезд в Арзамас был в начале октября нового стиля того же 1918 года. В данном случае я приехал на совершенно других основаниях и, если в августе я был в Арзамасе как поднадзорный и обвиняемый, который должен заботиться об оправдании, то в октябре все ходы и выходы для меня были открыты, ибо задача и пост, на который мне удалось пробраться, давали полную к тому возможность.
Помня настроение Каменева и желая завязать, если бы моя разведка в этом направлении была бы успешной, весьма полезную связь с командующим восточным фронтом, я снова попытался при свидании с Каменевым начать с ним разговор на так досадно прерванную тему.
Новый командующий фронтом принял меня очень радушно. Но, вероятно, заботы о фронтовых делах, а быть может и некоторая подозрительность и осторожность в его новом положении заставили его в этом случае вести разговор настолько уклончиво, что и со своей стороны, сердцем чувствуя, что по всему своему прошлому Каменев не может быть настоящим большевиком или сочувствующим их планам и замыслам, все-таки не мог решиться поставить ему для меня вопрос нужный, даже и настолько откровенно, как это было сделано мною, как это было сделано мною первую нашу встречу в приемной у Вацетиса. Весь тон одного нашего разговора был настолько грустен, что он казалось имел темой любимого умершего человека, имя которого каждый из разговаривавших боялся назвать. Дабы не сделать один другому жестокого нравственного страдания.
Я встал, простился и вышел. В то самое время, когда я прощался с Каменевым, его глаза, ясно и определенно, так же, как и во время первой встречи его губы, ясно и определенно говорили: «Да, тяжело. А еще тяжелее то, что я не могу быть откровенным и не могу сказать вам о всем том, что так волнует мою душу!»
Теперь Каменев поднялся на самую высокую ступень большевистской военной лестницы… Падать оттуда ему придется несомненно. Исход этого падения понятен каждому… И, как сейчас, я вижу грустное лицо, как сейчас, слышу грустные слова: «Тяжело. Ох, как тяжело!» Да, конечно, тяжело идти против своих убеждений. Еще тяжелее что чувствовать, что изменяешь долгу.
В данном случае я осмелился написать только мои личные впечатления и то, что чувствовал тогда своим внутренним я…
Дела Каменева в прошлом, настоящем и будущем покажут, насколько я был прав в своих предположениях, вернее в том, что я инстинктивно чувствовал.
В настоящее время телеграф принес известие, что этот новый «красный главковерх», бывший генерал Каменев, за боевые отличия получил, по представлению Цика, орден «Красного Знамени» 1-ой степени. Вне всякого сомнения, таковое известие весьма знаменательно и показывает, что все на свете меняется: вероятно изменились и воззрения самого Каменева. Привык ли он к своей новой должности, или случилось еще что-либо более сложное в его жизни и повлияло на него в сторону перемены его настроений, сказать весьма трудно, а гадать не стоит. Во всяком случае в лице нового главковерха «красных» мы имеем человека, политическую физиономию которого определить весьма и весьма затруднительно…
34
35
36
37
…