— Господин Скотт, с момента распада Советского Союза это самый вопиющий и самый задокументированный случай попрания прав человека. Независимые эксперты признали причастность конкретных российских чиновников к смерти Сергея. Я готов изложить вам факты.
Наш разговор отклонился от запланированного Скоттом сценария, и теперь он желал побыстрее завершить встречу. Он дал знак помощнице, та перестала делать записи и встала. Я тоже поднялся с места.
— Сожалею, господин Браудер, — произнес он, провожая меня до двери, — но я должен идти на следующую встречу. Буду рад обсудить с вами подробности в другой раз, но не сейчас. Еще раз благодарю за визит.
Я пожал ему руку, прекрасно понимая, что других встреч с ним не предвидится. Помощница Скотта молча проводила меня до выхода из здания.
Я покинул здание Госдепартамента, испытывая досаду и разочарование. Направившись пешком на восток в сторону Капитолийского холма к месту следующей встречи, я вскоре оказался в Национальной аллее. Надо мной нависло серовато-грязное небо. Навстречу, что-то оживленно обсуждая, приближались два молодых человека, лет двадцати, в синих пиджаках с медными пуговицами и бежевых брюках. У них еще подростковые прыщи не прошли, а они уже работали в Вашингтоне, играя в управление государством. Я был чужой в этом мире. Кто я такой, что думаю, будто у меня есть шанс чего-то добиться в Вашингтоне? Когда я встретился с Джонатаном, мне уже стало понятно, как мало я разбираюсь в политике. Это подтверждала и моя неприятная встреча с Кайлом Скоттом.
В тот день у меня состоялось еще несколько встреч, но все они прошли как в тумане — ни одна не дала конкретных результатов. Я только и думал о том, чтобы поскорее вернуться домой в Лондон.
Оставалась последняя встреча перед отъездом из Вашингтона — с Кайлом Паркером из Хельсинкской комиссии США. Именно он решил не включать вопрос о Сергее в подборку материалов для президента Обамы, когда Сергей был еще жив, поэтому на теплый прием я не рассчитывал. Я пошел на эту встречу только потому, что Джонатан Вайнер подчеркивал ее важность, когда мы обсуждали план действий в Вашингтоне.
Кайл Паркер запомнился мне как человек лет за тридцать, с бездонными глазами, в которых, несмотря на молодой возраст, будто отразилась вся печаль мира. Он великолепно владел русским языком и хорошо разбирался во всем, что происходит в России. Он с равным успехом мог бы работать не в малоизвестном правительственном комитете по правам человека, а где-нибудь на престижной должности в ЦРУ.
Я добрался до офисного здания «Форд-хаус» на улице Ди-стрит, всего в квартале от железнодорожных путей и автомагистрали. Это унылое серое строение без признаков архитектурной мысли на фасаде находилось далеко от центра Капитолийского холма. Пожалуй, худшей недвижимости у правительства не было. Заходя внутрь, я подумал, что именно сюда выселяют все вспомогательные структуры конгресса, которые не входят во властный круг.
Кайл Паркер встретил меня у проходной службы безопасности и провел в переговорную комнату — там было прохладно, а на книжных полках располагалась коллекция всяких памятных вещей и сувениров из СССР. Он сел во главе стола, и на какое-то время в комнате воцарилась неловкая тишина. Я сделал было вдох, чтобы нарушить ее, но Паркер опередил меня:
— Билл, должен вам сказать — я глубоко сожалею о том, что в прошлом году мы не приложили больше усилий, чтобы помочь Сергею. Не могу даже выразить, как часто я думаю об этом с тех пор, как его не стало.
Я не ожидал услышать от него такие слова, и мне потребовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями и сказать:
— Мы пытались, Кайл.
И вдруг он произнес фразу, которая настолько противоречила всем канонам официального Вашингтона, что я до сих пор не могу в это поверить:
— Когда после смерти Сергея вы опубликовали материал его памяти, я ехал в метро и перечитывал его снова и снова. Я был раздавлен горем. Ведь всего за четыре месяца до этого вы приезжали сюда и просили о помощи. Я разрыдался прямо там, в метро. Дома я прочел статью жене, и она тоже расплакалась. Это убийство — одна из самых больших трагедий, с которыми мне пришлось столкнуться с начала работы здесь.
Я был ошеломлен — никогда не слышал, чтобы американский чиновник говорил настолько по-человечески и с таким чувством.
— Кайл, не знаю, что и сказать. Для меня это тоже стало ужасным потрясением. По утрам меня поднимает только одна мысль — что в течение дня я могу что-то сделать, чтобы те, кто совершил это против Сергея, предстали перед законом.