Ричард отвернулся и принялся слушать жалобы дородного семейного врача на героинщиков, однако внимание его то и дело привлекал разговор, который происходил за его спиной.
Обсуждались знаменитости и недостатки бывшего мужа Луизы, богатого строителя. Семейный врач надоел Ричарду до смерти, однако Луиза явно была птицей не его полета. Позже он увидел, как она идет через танцевальную площадку, и не мог отвести глаз от ее широких, крепких бедер. Было в ней что-то скандинавское, и вместе с тем ее тело казалось каким-то… домашним, что напрочь отсутствовало в Дженнифер. Он сказал, что ничего такого не имел в виду? Напыщенный дурак. Когда она вернулась за столик, он извинился за прежнюю грубость, а она попросила его рассказать о себе. И Ричард вдруг осознал, что уже давно никто не просил его об этом.
Мама улыбнулась Ричарду и кокетливо заправила прядь волос за ухо. Это напомнило Мелиссе, что они с ним занимаются сексом. Отвратительно! Машина застряла в пробке, в ушах у Мелиссы Мика пел «Грейс Келли». Она достала черную шариковую ручку и нарисовала лошадь на форзаце книги Иэна Макьюэна. Забавно, что рука является частью тела, словно механический захват, которым цепляют меховые игрушки в стеклянном контейнере на ярмарке. Нетрудно представить, что у руки есть собственный разум и она может задушить тебя ночью.
«Щедрый бог мне сердце дал скорбеть за всех, кто так страдал. Чужая боль во мне, во мне… печаль и скорбь людей. Но так никто, никто мне сердце не смущал…» – слушал Ричард оперу, думая о девочке, попавшей в аварию на прошлой неделе. Как же ее зовут? Никки Фэллон? Хэллем? Девять лет, изумрудно-зеленые глаза, сальные светлые волосы. Он все понял и без рентгена. Слишком послушная, слишком подавленная, из тех, кому никогда не давали возможности возразить, и они оставили всяческие попытки к сопротивлению. Шесть старых переломов, а больничной карты нет вообще. Ричард вышел к ее отчиму, сказать, что девочке придется побыть в больнице. Отчим, одетый в тренировочные штаны и грязную черную футболку с надписью «Bench», со скучающим видом развалился на пластиковом стуле. Это он бил ее или позволял бить другим. Он него несло сигаретами и лосьоном после бритья. Ричарду хотелось сшибить его наземь и бить, бить, бить…
– Нам нужно поговорить.
– Да?
Гнев Ричарда внезапно иссяк. Этот парень едва вышел из подросткового возраста, слишком глуп и не понимает, что для него все это кончится тюрьмой, где на кухонном дежурстве ему плеснут в лицо кипяток.
– Идите за мной, пожалуйста…
Мелисса закатала рукава отцовской клетчатой рубашки. Она до сих пор слабо пахла им – штукатуркой и парфюмом «Хуго Босс». Отец был тем еще мудаком, но, боже, когда порой Ричард ехал на велосипеде или разгадывал кроссворд, записывая слова сначала карандашом, Мелисса представляла, как однажды вечером приедет отец, весь в пыли, поту и семенах трав, пинком распахнет дверь и расстреляет эти гребаные книги по искусству.
«Земля надежд и славы, – пел Мика. – Мать халявы. Я уезжаю из Канзаса, детка. Боже, храни королеву».
Херефорд, дом парашютно-десантных войск особого назначения. Ричард тоже мог бы служить там, если бы война велась справедливо. Его привлекала не возможность убивать, не рассуждая, а, скорее, постепенное укрепление порядка, подобно постройке дамбы. Хотя это, наверное, волнующе – убить человека, когда ты заранее оправдан.
Люди думают, что врачи желают помочь, однако большинство его коллег просто любят риск. Как блестели глаза Стивена, когда он стал работать педиатром! «Дети умирают быстрее», – говорил он.
Когда они стояли у могилы, Луиза сжала руку Ричарда. Моросил дождь, над головой пролетел полицейский вертолет. Ничейный пес замер у деревьев, будто неотступно следующий за кем-то призрак. Может, это был призрак его отца. Ричард обвел взглядом собравшихся. Все они – Луиза, Мелисса, Анжела и Доминик, их дети – теперь его семья. Непонятно, почему они с сестрой двадцать лет почти не общались.
Мелисса нажала «паузу» и посмотрела в окно. Светило солнце, однако надвигался дождь – на горизонте небо посерело, точно кто-то стирал его ластиком. Воздух слегка колыхался, словно подводное течение. Разумеется, они будут играть в «Скрэббл», потрепанная коробка наверняка лежит в каком-нибудь ящике стола, рядом с пачкой из пятидесяти одной игральной карты и рекламой фермы по выращиванию коз.
Наконец началась сельская местность с ее колдобистыми дорогами. Как писал Вордсворт: «Я ощущаю присутствие, палящее восторгом, высоких мыслей благостное чувство чего-то проникающего вглубь». Деревья танцевали на ураганном ветру, осыпая все и вся рыжей листвой, черный пластиковый пакет трепетал, зацепившись за ворота. Дорога – ухабистый серпантин. Ричард ехал слишком быстро. Низкие, перламутровые облака. Тернастон. Аппер-Маес-Коэд. Лланвейноу. С вершины очередного холма внезапно открылся потрясающий пейзаж.