— Шутки полируют кровь, но чую я, Дутов не простит нашего усиления, — повернулся от окна Кичигин, — не зря он держит столько воинских частей в городе…
— Это ясно, — встал Цвиллинг, застегнул крючки на кителе, — по-видимому от агитации словом нас вынудят перейти к более веским аргументам. Но при любых обстоятельствах мы не должны поддаваться на провокации, терять выдержку…
Тут дверь резко распахнулась и на пороге появился в своей неизменной стеганке Ленька. Но сегодня на нем была надета такая же, как у Цвиллинга, верблюжья шапка.
— А вот и экипаж, — пошел к двери Бурчак, — скорее, товарищи, а то опоздаете.
— Ну уж, позвольте, — остановила их Наташа, — умерьте свой пыл немного…
Она подошла к Леньке:
— Ты что же это до сих пор к нам не перебираешься? Или не нравится у нас?
— Неужто хозяин не разрешает? — притворно ужаснулся Мискинов. — Какой послушный…
— Да все некогда, — не нашелся что ответить Ленька, — так все как-то…
— Ясно, занят, — поспешил на выручку Цвиллинг, пристально и остро взглянул Леньке в глаза, хитровато прищурился, — занят и знаю где…
Он будто ненароком погладил Леньку по вязанной верблюжьей шапке.
— В точь как у меня, — Цвиллинг, заговорщицки подмигнул Леньке, — видно работа одних рук. Ну, ладно, ладно…
— Опоздаем, — заторопил Цвиллинга Кичигин, — пойдемте.
— Ну, путь добрый! — посерьезнел Бурчак-Абрамович.
Распрощались, пожали руки. С Цвиллингом и Мискиновым на вокзал поехал Кичигин. Ехали по темным спящим улицам.
— Город будто вымер, — проговорил Мискинов, — одна грязь хлюпает. Тишина как перед боем.
— Куйбышев наверняка будет на съезде, — как бы отвечая своим мыслям, тихо проговорил Цвиллинг, — это же мой первый учитель: вместе в тюрьме сидели. На всю жизнь запомнил его… Неунывающий человек…
— Да, — раздумчиво произнес Кичигин, — только по одному можно уже судить, что мы победим: люди, все лучшие люди на нашей стороне. Ни одного большевика не знаю, который бы о себе только думал, о своей шкуре заботился. Народные люди…
— Пока так будет, сильна будет революция, сильна и непобедима, — Цвиллинг тронул Леньку за плечо, — стой, брат, слезем здесь…
— А Ленина вы увидите? — спросил Ленька Цвиллинга.
— Ленина? Постараюсь, — улыбнулся Цвиллинг, обнял Леньку за плечи и тряхнул его, — жди, приеду, все расскажу. Э, брат, что это такое?
Цвиллинг нащупал и вытащил из Ленькиной стеганки новенький вороненый наган.
— Да из ресторана вез вчера пьяного офицера, ну и того… — Ленька шмыгнул носом, — экс…экспри…про…ровал у буржуазии для охраны революции. Они вон как вооружены, а вы так гуляете. Вчера сам видел, как один тут крался за Александром Алексеевичем, выслеживал гад, куда тот шел…
Кичигин, Мискинов и Цвиллинг переглянулись.
— Да вы не думайте, я этот наган не для себя взял, хотел вам отдать, мало ли что в дороге может приключиться… Не знал только как…
Цвиллинг сунул наган в карман:
— Спасибо, за мной — должок. А теперь, езжай… И вот что: не обижай Михалыча — переходи к нему. Ну, расти большой!
И Цвиллинг, взяв Ленькину ладонь, с размаху хлопнул по ней рукою.
— Гордый ты хлопец. Это хорошо! А шапка у тебя, пожалуй, получше моей…
Цвиллинг повернулся, четко, по-солдатски.
Ленька стоял еще несколько минут, глядя вслед уходящим. Они шли рядом, плечо к плечу. Шли быстро и твердо ступая по пожухлой, почерневшей от грязи траве. Обходили лужи с маслянистой и зеленоватой от лунного света водой. Остро пахло сырой корой, так что даже сводило скулы. Ленька плотнее запахнул стеганку, впрыгнул в коляску: ааа, пшел, золотопогонник! И Таур, не спеша перебрав ревматическими ногами, как бы попробовав их на прочность, лениво потащил коляску по густой грязи.
Ленька ехал и думал: до чего же все-таки Цвиллинг интересный человек! Все замечает: видно ему шапку тоже Красинские связали… Умеет так сказать, что все слышат, а понимает только тот, кому следует. И говорит о любом так, что навек запомнишь. Необидно шутит, за равного всех считает, даже его, Леньку…
Ленька ехал медленно. И мечтал: вот кончится все это время, вернется отец… Будет мирная, хорошая жизнь. Будет такая же тихая звездная ночь. Будет Ева…
…Вот идет она мне навстречу, спешит по зеленоватому лунному булыжнику: тук, тук, тоненькие каблучки. Длинные ноги чуть расставлены и мешаются, как у молоденького олененка. У того, что видели когда-то с отцом в лесу и стрелять не стали. Жалко.
Вот увидела меня. Подошла. Прижалась щекой к моему плечу. И стоим мы рядом, одни под звездами теплыми, одни мы…