— Подожди, Чэн Зедонг, — произнёс старик по-китайски, — пока не время спрашивать о деньгах, мы ещё не всё выяснили.
— Дайте мне его на несколько минут, и этот русский ублюдок сам всё расскажет, что вас интересует, и отдаст всё, что у него есть. Он только что приехал, и его здесь никто искать не будет.
М-да, парнишка, похоже, пошёл по беспределу. Придётся наказать, но пока послушаю, что ещё скажут. Самое интересное, что Шэн-ли, так же, как и я, стоит, не выражая никаких эмоций. Абсолютно спокоен.
— Скажи, юноша, — обратился ко мне один из присутствующих, — почему ты назвался Великим Драконом?
— Я так не назывался, уважаемый. Так назвал меня присутствующий здесь Шэн-ли… — Кивок в сторону моего спутника. — Я не видел причин, чтобы разубеждать его в этом.
— И ты можешь доказать, что ты действительно Дракон? — В вопросе так и сквозило сарказмом.
— Мне нет необходимости что-либо кому-то доказывать, — ответил я с лёгким поклоном.
— Да хватит уже болтать! — не выдержал молодой и попытался схватить меня за шиворот, но ухватил лишь пустоту. Новая попытка схватить меня — и снова рука проваливается в никуда. Тогда, рассвирепев, он попытался меня ударить. И опять мимо.
— Что-то тут болотной тухлятиной запахло, — сказал я по-китайски.
Мне нужно было окончательно вывести его из себя, а про болото упомянул потому, что его имя, Зедонг, означает «живущий к востоку у болота». Он мне нужен был в качестве мальчика для битья. Как говорится, добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом.
Зедонг окончательно впал в ярость и, выхватив откуда-то здоровенный тесак наподобие мачете, пошёл на меня, размахивая им перед собой. Я на всякий случай слегка ускорился форсажем и, отведя ладонью пару ударов, взял руку с тесаком на болевой. Китаец взвыл, выронив своё оружие, а я развернул его спиной к себе и отвесил смачного пинка пониже спины. Ну если он после этого не потеряет остатки и так не слишком развитого разума, то я уже просто не знаю, что с ним делать.
И мой противник меня не разочаровал. Я не успел увидеть, как у него в руке появился маленький пистолет. Скорее, инстинктивно, чем осознанно, я нанёс ментальный удар, обездвиживая врага. Было видно, как он силится преодолеть оцепенение, сковавшее всё его тело, и нажать на спусковой крючок, но ничего не выходит. Я неторопливо подошёл к нему и забрал из его рук дамский пистолетик.
— Знаешь, а я, пожалуй, дам тебе шанс, — глядя в глаза китайцу, произнёс я, отщёлкнув магазин и высыпав патроны себе на ладонь. — Я дам тебе даже не один, а три шанса. Я разрешаю тебе трижды выстрелить в меня, и если ты после второго выстрела не встанешь передо мной на колени, то после третьего я убью тебя. Вернее, ты сам убьёшь себя. Мараться о тебя — это ниже моего достоинства. Ты сам себе своими же руками разорвёшь горло. Так как, ты готов умереть?
С этими словами я зарядил в магазин три патрона и защёлкнул его на место.
— Я разрешаю тебе кивнуть головой, если ты принимаешь моё условие.
Китаец чуть заметно кивнул. Я вложил обратно ему в руку пистолет и отошёл к противоположной стенке. Если честно, то я не был на все 100 % уверен, что смогу увернуться от пули даже на полном форсаже. Тут 50 на 50. Хотя, скорее, всё же 70 на 30 в мою пользу. Всё же эмоции я считывать могу.
— Ты можешь начинать.
Китаец вышел из оцепенения и посмотрел вначале на лежащий в руке пистолет, потом — на меня, видимо, решая, стоит ли со мной связываться. Решился. Вскинул руку и выстрелил. Я, как в замедленной съёмке, увидел, как затвор пистолета начинает движение назад, как из ствола вылетает пуля с закруглённым концом, сопровождаемая облаком дыма от сгоревшего пороха. Медленно-то она медленно летит, но всё же довольно шустро. Едва успеваю сделать пол-оборота корпусом и пропустить пулю впритирку к груди. Точнёхонько шла, прямо в сердце. Второй выстрел. Пуля летит куда-то чуть выше. Похоже, что в голову. Делаю полшага в сторону.
Китаец опускает взор на пистолет, потом с ужасом смотрит на меня. Ну и? Всё, пистолет медленно падает на пол, и мой противник плавно опускается на колени.
Отключаю форсаж и подхожу ближе к распростёртому ниц побеждённому.
— Ты признал своё поражение?
— Да, мой господин.
— Встань.
Китаец поднялся на ноги, низко склонив голову.
— За то, что ты оскорбил меня, назвав ублюдком, ты в течение месяца не сможешь говорить и произносить какие-либо звуки. Я знаю, кто был мой отец, и в моих жилах течёт кровь русских князей. Это было первое наказание тебе. Теперь второе. За то, что ты осмелился поднять на меня руку, я лишаю тебя возможности шевелить обеими руками сроком, — я сделал вид, что задумался, — скажем, на неделю.