Мартин Мартиросян. После событий 11 сентября 2001 года в США главный лозунг глобализма по-американски: "е pluribus unum" (из множества — одно), с 20-х годов прошлого века помещенный на бумажной купюре в один доллар, — вновь прояснил свое действительное содержание как уничтожение любой человеческой традиции: национальной, религиозной, культурной. Именно это содержание пояснено другой легендой на долларе: "novus ordo seclorum" ("новый порядок на века"), что заставляет рассматривать доллар как своего рода символ, даже "икону" современного глобализма, поскольку внутри его цифровой оболочки содержится некое "Слово" как генотип соответствующего мышления.
Мы уже говорили о том, что стандарты мышления выступают главным оружием глобализма в уничтожении противостоящих ему традиций. XX век завершился вроде бы очевидной победой пирамиды "нового мирового порядка" во главе с единственной гипердержавой — США. Однако теперь мир вновь разделился: на богатых, довольных всем происходящим, — и на бедных, одержимых идеей борьбы с несправедливостью. Началась реальная война, причем война перманентная: без временных и географических рамок, без ясных целей, без определенного противника.
В этих условиях судьба навязанной человечеству меры богатства в "один доллар США" остается, по сути, единственным критерием, по которому можно судить о развитии ситуации "на фронтах". И здесь мы видим, что доллар наконец-то получил внушительное наполнение военными расходами (для начала — 40 млрд.), покрывающими не виртуальные (Microsoft), но реальные стоимости оружия и его применения. Эти расходы в принципе способны абсорбировать ворох избыточной денежной массы, выраженной пока в электронных и бумажных носителях, и сбросить его в форме натуральных бомб и ракет с целью удержать пирамиду доллара от краха. Сначала военные удары посыпались на "стяжателей милости Аллаха", талибов в Афганистане. Далее мишенью для поражения, скорее всего, окажется Ирак, где нефти больше, чем в Саудовской Аравии, и Пакистан — как убежище для фундаменталистов, да еще обладающее ядерной бомбой — единственной на весь исламский мир.
Между прочим, подобное поведение США вполне укладывается в определенную культурологическую матрицу, когда удары: неважно, финансовые, информационные или военные, — наносятся по недавним протеже и клиентам. "Мавр сделал свое дело — мавр может уйти". Подобное уже за послевоенное время происходило со множеством стран и режимов, принимавших американское "покровительство" и "сотрудничество". Назову среди них только самые известные примеры: Панама (Норьега) и Филиппины (Маркос). Пакистан успел наступить на эти грабли дважды. Первый раз янки устроили показательную порку своим мусульманским союзникам, когда окончательно стало ясно, что СССР выведет войска из Афганистана. Именно на это время приходятся разгром ЦРУ и ФБР базировавшегося в Пакистане международного исламского банка и гибель в авиакатастрофе военного диктатора генерала Зия уль Хака. Второй раз — сегодня. Однако президент Путин как будто не замечает подобной матрицы в действиях руководства США. Во время своего визита в Вашингтон он демонстративно пошел под крыло белоголового орлана, назвав это "новым этапом стратегического сотрудничества". И как теперь понимать недавние договоренности РФ с Китаем? Как воспримут китайцы такой "новый этап"?
Андрей Девятов. Чтобы ответить на ваш вопрос, начну с того, что символ вечности — не прямая прогресса, ибо у прямой есть начало и есть конец. Символ вечности — круг. Отсюда вытекает цикличность исторического процесса как развернутой на плоскость гармоники подъемов и падений. Все повторяется, но в несколько иных обличиях, за которыми стоит извечный "путь вещей". Поэтому китайцы давным-давно и очень хорошо усвоили конфуцианский постулат о том, что исторические примеры ценнее, чем поучения мудрецов.
Многие в России и на Западе считают, что война для США — единственная возможность оттянуть крах доллара как условно-всеобщей меры стоимости и предотвратить крах глобального рынка виртуальных финансовых инструментов. Еще один нередко фигурирующий мотив — скрыть фиктивность нынешнего рынка золота как извечного металлического стандарта меры стоимости.
Но если обратиться к историческим примерам, то выяснится, что бумажные деньги, ассигнации, не имеющие обеспечения металлом, были изобретены не в Европе, а в Китае в 1618 году. Это было время заката династии Мин (смысл имени — "светлый"), тогда заканчивался очередной династический цикл (12 поколений, примерно 240–300 лет). Дела в империи шли из рук вон плохо, поэтому к натуральному налогу (зерно, ткань) был добавлен денежный. Но меди и серебра не хватало, и тогда придумали ассигнации. Однако без натуральной металлической меры стоимости дела пошли еще хуже, народ восстал, и последний император династии Мин в 1644 году покончил самоубийством. Пришла новая династия Цин (смысл имени — "чистый"). Денежный стандарт стал опять исчисляться в лянах серебра (50 грамм), а бумажные деньги как переносный (ненастоящий) символ богатства стали возжигать на день "цинмин" — чистого и светлого поминовения предков. В конце следующего династического цикла, на закате династии Цин, Запад, ведя против Китая опиумные войны, опять разрушил там серебряный стандарт, китайская экономика вновь была подорвана бумажными деньгами, и династия Цин пала в 1911 году, через 267 лет после основания.