Немаловажным для эффективности применения основных принципов философии управления является то обстоятельство, согласно которому «идея власти как тайны приобрела в Китае самодовлеющее значение»103. Так как власть в китайской империи представляла собою молчаливое соглашение между правителем и подданными, то отсюда следует никогда не исчезающий интерес китайских правителей к стратагемному мышлению, путям и способам скрытого достижения своих целей. Сами способы и схемы, или стратагемы мышления, свойственны представителям тех или иных культур. Однако если для европейской культуры, как наследницы первых греческих дихотомий, характерна ориентация мышления на идеальную форму, которая выступает затем в виде цели, и дальнейшее действие направлено на ее осуществление (теоретический проект превращается в реальность в ходе практической деятельности), то китайское мышление избегает противопоставления теории и практики и использует естественный ход вещей (потенциал ситуации).
Стратагемность мышления (и поведения) – то, что сейчас европейские психологи называют «играми», – была разработана в древнекитайской системе ценностей и воплощена в жизнь за несколько веков до нашей эры. Только сейчас европейская наука признала значимость стратагемности мышления, тогда как в России она была известна достаточно давно в результате контактов с Китаем. Этот феномен, имплицированный в общественное сознание, с веками, перейдя национальные границы, отразился на политической и общественной культуре таких восточноазиатских стран, как Япония, Корея, Вьетнам. В рамках цельного и органичного мировоззрения, выработанного китайской цивилизацией и укорененного в практике духовного самосовершенствования человека, была сформулирована «наука побеждать», не прибегая к насилию104. Понятно, что стратагемность мышления присуща всем народам, просто она не всегда осознается, главное же состоит в том, что она успешно использовалась китайскими правителями в управлении гигантским государством, что обеспечило прочность китайской цивилизации на протяжении тысячелетий. Следует отметить, что сейчас необычное сочетание гордости китайцев за свои культурные традиции и экономической политики послужило новому расцвету в Китае конфуцианства, даосизма и буддизма105. Таким образом, Китай показал значимость и эффективность своей философской традиции для выживания огромной страны в неблагоприятных условиях, для ее дальнейшего расцвета.
Еще одним из факторов стабильности китайской цивилизации является присущий ей феномен власти-собственности, когда высшая власть выступает со своим аппаратом администрации носителем верховной собственности. «Феномен власти-собственности, – пишет Л.С. Васильев, – можно считать имманентной специфической сущностью, квинтэссенцией всех неевропейских (незападных по происхождению) обществ в истории. Несмотря на то, что со временем в развивающихся государственных образованиях Востока, вплоть до великих его империй, в результате процесса приватизации появлялась и порой играла даже важную роль частная собственность, она всегда была ограничена в своих возможностях и строго контролировалась государством. Система власти-собственности там всегда доминировала… суть ее неизменно была одной и той же: частная собственность подчинена власти и бессильна перед произволом администрации. Что же касается правящих верхов, аппарата власти, то они всегда недолюбливали частных собственников и стремились ограничить их потенциальные возможности по той простой причине, что эти собственники были посредниками между производительным населением и властью»106. В императорском Китае ученая бюрократия контролировала практически всю огромную страну, однако на побережье Южно-Китайского моря существовали анклавы, где доминировала частная собственность и сопряженная с ней институциональная Y-матрица, присущая капитализму.