— Хорошо, хорошо, — откликнулась на это аудитория.
— Расскажи нам свою историю, Евгений Петрович, — попросил дежурный ответственный.
— История моя такая, — не заставил себя упрашивать Боткин. — Я — медицинский работник. Всю свою жизнь я посвятил служению на благо своих сограждан!
— А становился ли тебе в этом препятствием алкоголь? — попробовал повернуть разговор в более уместное русло Юлий Юрьевич.
— Становился, — не стал скрывать Боткин, — становился.
— И как он становился? — дальше поинтересовался Юлий Юрьевич.
— По-разному, — Боткин задумчиво почесал подбородок, — по-разному. Помню, как-то раз заступаю я на смену, как сейчас помню, девятого ноября дело было, как раз на праздник.
— Погоди, Евгений Петрович, — перебил его дежурный ответственный, — на какой праздник?
— Ну, день революции, — ответил ему Боткин, — седьмого ноября.
— А на дежурство ты когда заступил? — переспросил его строго Юлий Юрьевич.
— Девятого, — повторил Боткин. — Мы ж с коллективом после праздника еще не виделись, решили отметить. И привозят нам, как сейчас помню, труп. А нам как раз в магазин надо было съездить. Ну, я говорю, парни, давай, заноси его пока что на кухню.
— Евгений Петрович, — снова перебил его ответственный, — а чувствовал ли ты при этом потребность поделиться с кем-то своей проблемой?
— Вот, — ответил на это Боткин, — именно об этом я и говорю.
— Ладно, — не дал ему продолжить дежурный ответственный, — давайте поблагодарим Евгения Петровича за его историю.
— Спасибо, Евгений Петрович! — загудела благодарная аудитория.
И, раскланявшись во все стороны, Боткин, довольный, сел на свой стул.
— Ну, как тебе? — спросил он Гавриила. — А теперь давай ты.
— Я? — испугался Гавриил.
— Да-да, — подбодрил его Боткин. — Тут главное аутотренинг, так что давай.
— Ну что ж, — продолжил Юлий Юрьевич. — Кто дальше? Вы? — посмотрел он на Гавриила.
Гавриил было заколебался, но в спину ему приязненно зашипели, и он встал.
— Я Толик Гавриленко. — Новая волна приязни ударила ему в спину. — Я алкоголик.
— Анонимный алкоголик, — поправил его дежурный ответственный.
— Почему анонимный? — обиделся Гавриил. — Нормальный.
— И давно вы почувствовали, что алкоголь стал вам преградой? — спросил его дежурный ответственный.
— Да, — сказал Гавриил, — нет.
— Вы поняли, — попробовал ему помочь Юлий Юрьевич, — что не можете контролировать ситуацию?
— Конечно, — ответил Гавриил, — конечно.
— И что алкоголь становится стеной между вами и вашими близкими? — гнул свое Юлий Юрьевич.
— Несомненно, — согласился Гавриил. — Я, — сказал он, — когда женился, решил сэкономить на фотографе. И все фотографировал сам. Соответственно, меня не было ни на одном фото. На меня после этого обиделись родители, сказали, что я, очевидно, был такой пьяный, что не попал ни на одно фото.
— Хорошо, хорошо, — радостно зашумела аудитория.
— И когда вы решили сказать решительное «нет» алкоголю? — несколько ревниво перебил его дежурный ответственный.
— Да вы знаете, — сказал Гавриил, — я на самом деле еще не решил. Хотите, я расскажу вам свой сценарий? — неожиданно обратился он к Юлию Юрьевичу.
— Сценарий? — не понял тот.
— Да, сценарий. Я его придумал несколько лет назад. Это сценарий моего будущего фильма.
— Ну, не знаю… — заколебался ответственный, но аудитория снова зашумела, и Гавриил продолжил:
— Одним словом, это должен быть фильм-катастрофа.
— Катастрофа? — все так же растерянно переспросил Юлий Юрьевич.
— Да, фильм-катастрофа. Главный герой работает библейским сурдопереводчиком.
— Кем?
— Библейским сурдопереводчиком, он работает на телевидении и переводит с помощью рук Слово Божье. И вот как-то раз священник, за которым он переводит, открывает ему страшную тайну, что, оказывается, мы стоим на пороге гуманитарной и экологической катастрофы и что скоро нам всем настанет гуманитарный конец. И он предлагает переводчику записать для будущих поколений сурдоперевод Слова Божьего и заморозить его на тысячу лет. Потом священник становится жертвой неизвестных, а переводчик действительно записывает сурдоперевод Слова Божьего, я, правда, еще не решил, на каких носителях, но, скорее всего, на дивиди.
— Да, лучше на дивиди! — крикнул кто-то из зала.
— Да, правда, лучше на дивиди, — согласился Гавриил, — и передает это в секретную лабораторию на заморозку.
И дальше события разворачиваются через тысячу лет. Гуманитарная и экологическая катастрофа действительно происходит, но цивилизация выживает. Правда, со значительными культурными потерями.