— Спасибо, ваше выступление было превосходно.
— Спасибо вам, что пригласили.
— Знаете, для нас это так интересно. Мы же о вас ничего не знаем.
— Мы тоже.
— Я только не поняла про маршала Жукова.
— Я хотел этим закончить.
— Очень хорошо, очень хорошо. Распишитесь вот тут, пожалуйста.
Я забираю свои честно отвоеванные у мирового капитала бабки и с чистой совестью иду на площадь слушать старика Баланеску. Но его еще нет, вместо этого на большой сцене посредине площади, заполненной посвященными в искусство обитателями Линца, выступает словенский хип-хоп-коллектив с каким-то странным названием, что-то типа «Пресли-Джексон», что они там себе в своей Словении думают, их на сцене человек пять, и они поют что-то антиглобалистское с элементами словенского ура-патриотизма, угрожающе выкрикивают всякие антикапиталистические лозунги — одним словом, пользуются тем, что их тут никто не понимает. Публике нравится, рядом со мной стоит группа парней и живо обсуждает словенских хип-хоперов, мол, ах эти славяне, ах бестии, а они, случаем, не геи? Нет, возражает кто-то со стороны, они же славяне, у славян гомосексуализм запрещен, у славян за гомосексуализм исключают из партии — все сочувственно кивают головами и соображают, о какой именно партии идет речь.
…заканчивался их выступлением, как и было анонсировано в буклетах. Сам Баланеску напоминал старого полукриминального хозяина тира в каком-нибудь румынском или сербском парке культуры и отдыха, на его большой бритой голове была черная шляпа, под широким гангстерским пиджаком он прятал скрипку и производил впечатление стабильности и витальности, как и следует всякому порядочному хозяину тира. Баланеску-квартет играл ворлд-мьюзик с элементами какого-то космополитического фолка, делали они это громко и вдохновенно, соответственно им и аплодировали, я обошел сцену и решил познакомиться со стариком, но тут меня позвали. Я оглянулся. Рядом стоял польский поэт и осторожно просил меня подойти, тихо, тихо, дружище, смотри, не обрати внимание этих выродков, глянь, как они с нами, им только дай волю, пошли, говорит он мне, тут искусства нет, тут печаль и покорность, погибшая цивилизация, парень, продолжает он уже в баре, разбитые иллюзии, суровый жизненный опыт, он будто бы пересказывал мне какие-то конспекты, мне, говорит, много чего есть тебе рассказать, за знакомство, говорит, за знакомство — поддерживаю я тост, во-первых — он запивает спрайтом — мне понравилось твое выступление, спасибо — я тоже запиваю спрайтом — вы все поняли? Парень — чувак снисходительно, но вместе с тем благосклонно улыбается — я валил этих сук еще в сорок пятом, понимаешь? вы знали Милоша? — спрашиваю я на всякий случай, знал — говорит он, выпив, что — спрашиваю — лично? лично — нет, но знаешь — он заказывает по третьей — есть три великих поэта: во-первых — Уолт Уитмен… а дальше? — спрашиваю я, что? — подымает он голову, еще кто? — спрашиваю, Уолт Уитмен, а еще кто? Уолт Уитмен, Уолт Уитмен — говорит он, запивая спрайтом свою третью, я был однажды в вашей стране — он, кажется, сменил тему, в сорок третьем? — переспрашиваю я, он не обращает на меня внимания — познакомился тогда со многими вашими поэтами, фантастические люди, веришь? не знаю, что они там пишут, но представляешь, они меня поили чистым спиртом, фантастика, ты знаешь — спрашивает он, — что от спирта много людей умирает? люди умирают от технического спирта, возражаю я, а от простого? а от простого живут — говорю я, — да и технический спирт… знаете, я думаю, что люди, пьющие технический спирт, умирают от самого названия: «технический спирт» — есть в этом что-то фатальное…