Через две недели я сдал экзамены, получил аттестат и свалил из города.
Проходит несколько лет, я все успеваю забыть, успеваю погрузиться во что-то другое, дома я с тех пор не был, и делать мне там нечего. Но вдруг получаю письмо от одного из старых друзей, что все же отыскал мой адрес и написал на нескольких листах неразборчивым почерком о новостях и общих знакомых. Эти листы напоминали надписи на братской могиле — так немного осталось живых или, по крайней мере, здоровых. Собственно, ничего удивительного, подумал я, жизнь жестокая штука, жаль, конечно, но что поделаешь, нам с самого начала ничего не светило, и тот, кто из уличных боев за место под солнцем вышел всего-навсего с паранойей или отбитыми печенками, должен благодарить судьбу за откровенную благосклонность, но тут меня передернуло, я прочел, что, как ни странно, мой лучший друг Боб тоже выжил, хоть у него и были серьезные проблемы с головой, поймал свою белую горячку и теперь лечится в популярной в наших краях межрайонной психиатрической больнице в нескольких часах езды от нашего города и что его никто не навещает, даже мама, которая, в свою очередь, тоже спилась и в ладах с головой не больше, чем ее сын. На следующее утро я поехал на вокзал.
Я сильно нервничал, думал, вот сейчас я приду, увижу Боба, и что я ему скажу? привет, Боб, как дела, хорошо выглядишь или что-то в этом роде, что обычно говорят чувакам с белой горячкой, вдруг он — полный тормоз и даже не узнает меня, что, тогда тоже спрашивать, как дела? как дела, Боб, вынести из-под тебя судно? что ему взять? апельсины? на хера ему апельсины, если у него белая горячка, может, он в койку ссытся, а я ему апельсины принесу, маразм, в общем, решаю ничего с собой не брать. Уже подъезжая, думаю, интересно, как себя чувствуют жители этого пятидесятитысячного городка, который если чем и славится, так это своей психбольницей, и если ты, к примеру, родился в этом городе и в нем вырос и даже собираешься прожить тут всю свою жизнь — а все знают, что это именно тот город, в котором находится та самая больница, — как ты должен себя вести? можно ли быть патриотом такого города? приглашать погостить? говорить «обязательно приезжайте, у нас такая природа!»? бля, какая у нас природа! где у нас? в диспансере, что ли? скорее наоборот, они тут все ненавидят свой город, в случайной компании на чужой территории стараются язык не распускать и лишнего не болтать, потому что это все равно что сказать «до скорой встречи» на похоронах.
Теплая, прогретая солнцем больница, во дворе много цветов, сестрички в белых халатах сидят в тени, к Бобу меня, конечно, не пустили, зато зав. отделением, в котором он лежит, захотел со мной побеседовать. Ему лет сорок, вид у него усталый, он явно с похмелья, но держится уверенно, с ним это, похоже, не в первый раз, я про похмелье, ко мне отнесся с симпатией, психолог хренов, старается говорить спокойно, хотя это не всегда ему удается.
— Вы, — говорит, — когда последний раз его видели?
— Лет пять назад, — отвечаю.
— Вы его товарищ?
— Да, мы одноклассники.
— А почему вы вдруг решили его навестить?
— Я не знал, что он здесь. Недавно получил письмо.
— Знаете, вам лучше с ним не встречаться.
— Это почему еще?
— Так для него будет лучше.
— Знаете, — говорю, — я сюда полдня добирался. С утра ничего не жрал, меня, кстати, мутит не меньше, чем вас, давайте вы мне его покажете и мы с ним немного поговорим, а если он ссытся в постель и меня не узнает, вы мне его просто покажете и я уеду, не буду вам мешать.
— Знаете, юноша — а вы, я вижу, разумный и порядочный молодой человек, — вся проблема в том, что он вас узнает.
— Отлично, — отвечаю я, — а в чем тут проблема?
— А проблема, юноша, в том, — зав. отделением нервно похрустывает пальцами, — что у вашего одноклассника, Харченко Богдана Викторовича, 1974 года рождения, серьезные отклонения в психике, и встреча с вами, я в этом уверен, нежелательна ни для него, ни — что самое главное — для вас.
— Ну, я с собой сам разберусь. А что с ним?
— У него все очень плохо.
— От водяры?
— Простите?
— Я говорю, это от алкоголизма?
— Нет, алкоголизм — это как раз следствие.