К концу 1970-х годов гражданские войны в Анголе и Мозамбике были близки к завершению, однако вскоре разгорелись с новой силой после того, как ЮАР и США возобновили свое наступление. Мозамбикское национальное сопротивление РЕНАМО, основанное в Родезии (управляемой белыми) спецслужбами ЮАР и сторонниками португальского правления, сначала не имело больших успехов. Однако после того, как в 1979 году к власти в Родезии (переименованной в Зимбабве[766]) пришли африканцы, ЮАР проявила большую агрессию по отношению к Африканскому национальному конгрессу, который пытался атаковать режим апартеида из Мозамбика. ЮАР финансировала РЕНАМО, который успешно занимался дестабилизацией и саботажем. В Анголе после временного затишья война разгорелась вновь, во многом потому, что США возобновили поддержку УНИТА. Война продолжалась на протяжении 1980-х. Ангола стала площадкой борьбы сверхдержав за ангольскую нефть, а также сценой идеологического конфликта между марксизмом и апартеидом.
Ангола и Мозамбик пополнили ряды самопровозглашенных марксистко-ленинских режимов Африки. К 1980 году семь из пятидесяти государств континента, управляемых африканцами или арабами, провозгласили марксизм-ленинизм своей главной идеологией: Ангола, Бенин, Конго (Браззавиль), Эфиопия, Мадагаскар, Мозамбик и Сомали[767]. Девять стран приняли одну из форм социализма (Алжир, острова Кабо-Верде, Гвинея, Гвинея-Бисау, Ливия, Сан-Томе и Принсипи, Сейшельские острова, Танзания и Замбия). Всего этим режимам было подчинено около четверти населения континента. Режимы Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау пришли к власти необычным способом — в результате антиколониальных партизанских войн — и строили серьезные планы преобразования общества. Другие лидеры, называвшие себя сторонниками марксизма-ленинизма, были военными и (кроме режима в Эфиопии) строили менее амбициозные планы. И все же они пытались управлять государствами, придерживаясь традиций модернистского марксизма: ресурсы сельского хозяйства направлялись на нужды урбанизации, городское население имело больше возможностей по сравнению с сельскими жителями. Государство финансировало форму «благоденствия», ориентированного прежде всего на высшее, чем на массовое, образование, в интересах элиты[768].
Социализм выглядел весьма напыщенным и риторическим во всех новых военных марксистских государствах, кроме одного. Исключение представляла Эфиопия, где произошла последняя «классическая» революция, похожая на Французскую революцию 1789 года и революцию в России 1917 года. В последний раз старый режим пал, уступив место политике радикального марксизма и напомнив о революции большевиков.
V
В сатирическом рассказе «Дело безграмотного диверсанта» (1993) эфиопский писатель Хама Тума описывает суд, где проходят несколько абсурдных политических процессов: «Над креслом судьи висела фотография Великого Лидера нашей страны. Ходили слухи, что особо рьяные чиновники, которым хватило наглости предложить повесить рядом с фотографией Великого Лидера портреты Маркса, Энгельса и Ленина, были осуждены за такие преступления, как искажение интернационализма и революционного национализма. Однако говорят, что Мудрый Лидер, чтобы угодить русским (у которых, как вы знаете, очень острый слух), распорядился возвести памятники Ленину и Марксу (а бедняга Энгельс до сих пор дожидается своего часа!)»{1128}.
Отличие Эфиопии от других африканских коммунистических режимов состояло не в особенностях использования марксизма-ленинизма в интересах националистов и не в попытках угодить русским. Тем не менее между Эфиопией и Россией сложились особо близкие отношения, что отмечали многие марксисты того времени. Условия жизни революционеров Эфиопии отличались от условий жизни других африканских марксистов, которые пришли к марксизму через антиколониальную освободительную борьбу. Как и Россия начала XX века, Эфиопия представляла собой стратифицированную, распадавшуюся, православную старорежимную империю. Революционно настроенные эфиопы понимали, что старый режим задерживает развитие страны. Неудивительно, что история России показалась им близкой. Многие считали, что Эфиопия пойдет по пути большевиков, только ускоренными темпами.
767
Сомалийский диктатор С. Барре был не марксистом-ленинцем, а вполне выраженным исламским социалистом. Он утверждал: «Откуда социализм берет свое начало?.. Мы скажем, что он коренится в исламе». Барре призывал вести борьбу против неверных и защищал частную собственность, если она используется на благо революции и народа: «Некоторые ошибочно полагают, что социализм — это конфискация всей частной собственности» (История Африки в документах. 1970-2000. — Т. 3 — М., 2007. — С. 167-169). Для Ленина и его последователей ликвидация частной собственности является условием создания социализма.
768
Все государства с марксистско-ленинскими режимами провозгласили обязательность среднего образования. Хотя этот принцип не удавалось осуществить полностью, количество обучающихся в средней школе значительно превышало число студентов.