— Японские псы! Китайские псы! Через тридцать лет они заполонят всё! Юй Чжаньао, тебе не убежать! Жаба съела пчелу — худшее ещё впереди!
Тело второй бабушки выгнулось дугой, словно бы она собиралась присесть на кане.
Дядя Лохань крикнул:
— Беда! Бес поднимает тело! Быстрее несите стальное кресало!
Бабушка принесла то, что он просил.
Дедушка, собравшись с духом, прижал Ласку, а дядя Лохань хотел придавить кресало к её сердцу, но не тут-то было. Тогда дядя Лохань собрался было уйти, но дедушка его остановил:
— Дядя, ты не можешь уйти!
— Госпожа, быстрее принесите стальную лопату.
Только когда на грудь второй бабушки надавили острым стальным лезвием, она успокоилась.
Дедушка и дядя Лохань вышли из комнаты, а за ними и отец. Вторая бабушка одна маялась в комнате, остальные удалились во двор.
Вторая бабушка крикнула:
— Юй Чжаньао! Хочу молодого петуха с жёлтыми лапами!
— Давайте в неё из винтовки пальнём! — предложил дедушка.
Дядя Лохань урезонил его:
— Нет, она и так уже мертва!
— Дядя, придумай какой-нибудь способ! — взмолилась бабушка.
Дядя Лохань сказал:
— Сходите на ярмарку за даосом-отшельником!
На рассвете вопль второй бабушки сотряс оконную бумагу.
— Лохань, Лохань, мы с тобой смертельные враги!
Когда дядя Лохань вместе с даосом вошёл во двор, крики Ласки превратились в протяжные вздохи.
Отшельник лет семидесяти был облачён в чёрное одеяние со странными рисунками на груди. За спиной он нёс меч из персикового дерева,[138] а в руках держал узелок.
Дедушка вышел встретить его и узнал в даосе того самого Отшельника Ли, который несколько лет назад изгонял из Ласки дух золотистого хорька, вот только он за прошедшие годы ещё сильнее высох.
Отшельник деревянным мечом проколол оконную бумагу, посмотрел, что творится в комнате, а потом отпрянул с пепельно-серым лицом и, сложив руки в почтительном жесте перед грудью, сказал:
— Господин, моих умений будет недостаточно для изгнания такого беса!
Дедушка разволновался:
— Вы не можете просто так уйти. Неважно, сможете вы изгнать беса или нет, я вас щедро отблагодарю.
Отшельник захлопал бегающими глазами.
— Хорошо, я соберусь с духом и рискну!
О том, как Отшельник Ли изгонял беса из моей второй бабушки, в нашей деревне рассказывают до сих пор. Якобы даос с распущенными волосами ходил по особой схеме, повторяя рисунок созвездия Большой Медведицы, читал молитвы, размахивал мечом, а Ласка на кане вертелась, как уж, и вой стоял до небес.
В конце обряда даос попросил бабушку принести деревянную ёмкость с чистой водой, достал из узелка несколько пакетиков со снадобьями, бросил в воду и быстро размешал своим мечом из персикового дерева, читая при этом заклинание. Вода начала постепенно краснеть, пока не стала ярко-алой. Даос, весь взмокший от пота, несколько раз подпрыгнул, потом свалился навзничь, из его рта пошла белая пена, и он лишился чувств.
Когда даос очнулся, Ласка уже испустила дух. Из окна словно вихрь вырвался запах крови и мёртвого тела.
Когда вторую бабушку клали в гроб, все вокруг закрывали рты и носы полотенцами, вымоченными в гаоляновом вине.
10
Через десять лет после побега из родного края я снова оказался перед могилой второй бабушки, привезя с собой лицемерие, которым заразился от высшего общества. Моё тело так долго кисло в грязной воде столичной жизни, что каждая пора испускала скверный запах. Поклониться могиле второй бабушки я пришёл в последнюю очередь — после того как поклонился множеству других могил. Короткая яркая жизнь второй бабушки стала интересным эпизодом истории моего родного края, которую можно снабдить заголовком «Самые удалые герои и самые отъявленные мерзавцы». А зловещий процесс её умирания поселил в душах жителей дунбэйского Гаоми смутное ощущение тайны. Подобное ощущение могло появиться только в рассказах деревенских стариков о далёком прошлом — там в неторопливом течении мыслей, напоминающих сладкий тягучий сироп, зарождается, растёт и крепнет мощное идеологическое оружие, с помощью которого можно управлять неизведанным миром. Возвращаясь домой, я каждый раз видел в пьяных глазах односельчан намёк на эту таинственную силу. В такие моменты мне не хотелось сравнивать и противопоставлять, однако инерция логического мышления насильно затягивала меня в водоворот сравнений и противопоставлений. И в этом водовороте мыслей я с ужасом обнаруживал, что все прекрасные знакомые глаза, на которые я насмотрелся за десять лет, проведённых вдали от дома, можно с тем же успехом представить на мордах домашних кроликов, а неуёмные желания делали эти глаза похожими на ярко-алые с тёмными крапинками плоды боярышника. Мне даже кажется, что сравнения и противопоставления в определённом смысле подтвердили существование двух разных типов людей.
Всё эволюционируют своим путём, каждый в одиночку стремится к прекрасному миру, определённому его собственной системой ценностей. Боюсь, в моих глазах тоже загорается ум и сообразительность, а с губ без конца слетают слова, которые одни люди переписывают из книжек других людей. Похоже, я превратился в популярный журнал «Ридерз дайджест».
Вторая бабушка выскочила из могилы, держа в руках золотисто-жёлтое бронзовое зеркало.[139] В уголках её губ собрались вертикальные морщинки холодной усмешки:
— Ну что, внук мой неродной, полюбуйся на своё отражение!
Одежда на ней была точь-в-точь такой, в какой её клали в гроб, а внешне вторая бабушка оказалась даже моложе и краше, чем я представлял. Тот посыл, что сквозил в голосе Ласки, доказывал, что её мысли намного глубже, чем мои. Её мысли — снисходительные, достойные, довольно гибкие и безмятежные, а мои дрожат в воздухе, как мембрана китайской флейты.
В бронзовом зеркале второй бабушки я увидел себя. Мои глаза и впрямь светились умом и сообразительностью домашнего кролика. Губы и правда произносили не принадлежавшие мне слова, совсем как вторая бабушка, которая на смертном одре говорила не своим голосом. Меня с ног до головы покрывали штампы известных людей.
Я перепугался до смерти.
Вторая бабушка доброжелательно сказала:
— Внучок, ты возвращайся! Если не вернёшься, то тебя уже ничего не спасёт. Я знаю, что ты не хочешь возвращаться, ты боишься мух, которые покрывают тут небо и землю, боишься комаров, летающих кругом тучами, боишься змей, ползающих во влажных гаоляновых полях. Ты почитаешь героев и ненавидишь мерзавцев, однако кто из нас не попадает под определение «самый удалой герой и самый отъявленный мерзавец»? Ты сейчас стоишь передо мной, и я чую исходящий от твоего тела дух домашнего кролика, который ты привёз с собой из города. Скорее прыгай в Мошуйхэ! Помокни там три дня и три ночи, вот только боюсь, что у сомов, которые попьют после тебя грязную водицу, тоже вырастут кроличьи уши!
Вторая бабушка внезапно скрылась в могиле. Безмолвно стоял гаолян, солнечный свет был влажным и жарким, ни тебе ветерка. Могила второй бабушки заросла травой, в нос бил её аромат. Словно бы ничего и не произошло. Издали доносились песни крестьян, которые мотыжили землю.
В тот момент вокруг могилы второй бабушки уже рос гибридный гаолян, полученный от скрещивания местного и гаоляна с острова Хайнань. Этот самый гибридный гаолян пышным ковром покрывал весь чернозём дунбэйского Гаоми. А тот красный как кровь гаолян, что я без конца прославляю, был без остатка смыт революцией. Он перестал существовать, ему на смену пришёл этот, гибридный, с приземистыми толстыми стеблями, густыми листьями, покрытыми словно инеем белым пухом, и длинными, как собачьи хвосты, метёлками. У этих растений высокая производительность, горько-терпкий вкус, и у многих такой гаолян вызывает запоры. В то время у всех односельчан, кроме кадровых работников, выше по рангу, чем секретари местных партийных ячеек, лица имели оттенок ржавчины.
Я ненавижу гибридный гаолян.
У меня такое чувство, что он никак не может вызреть. Его серо-зелёные глаза так и остаются полузакрытыми. Я стоял перед могилой второй бабушки и смотрел, как эти уродливые растения оккупировали владения красного гаоляна. Они лишь называются гаоляном, но у них нет тех стройных высоких стеблей и яркого цвета. А чего им особенно недостаёт, так это гаоляновой души. Своими узкими физиономиями они лишь загрязняют чистый воздух дунбэйского Гаоми.
139
Традиционно считалось, что бронзовые зеркала обладают волшебной силой, и с их помощью можно отгонять злых духов.