— Что она здесь делает?! — удивлённо и агрессивно спросил Генрих.
— Она постучала в ворота и сказала, что в пришла в гости.
— В гости?!
Словно пристыженный, солдат только удовлетворительно кивнул.
Генрих посмотрел в дверной проём наблюдая, как Клара теперь медленным шагом подходила к Эльвире, чтобы обнять и её. Появление маленькой девочки не сулило ничего хорошего. Это был самый дурной знак из всех дурных знаков.
— Эта дрянь что-то затеяла…
— Она?..
— Её родителей убили. Не ожидал, что она вернётся к нам.
Вольфганг смотрел через щель в двери на Клару, после услышанного в его взгляде появилась печаль.
— Генрих… — повернулся Вольф к своему другу, — разве тебе это не знакомо? Тебе тоже было больно после смерти Людвига и Петры, — ты тоже нуждался в поддержке друзей. Кому как не тебе должна быть знакома эта боль.
— Плевать. Её следует прогнать.
— Ей нужно помочь!
Офицер уставился на своего подчинённого, он долго смотрел ему в глаза, пытаясь внушить страх, так же как он делал и с деревенскими.
— Сама себе поможет, — добавил Генрих поняв, что не может добиться желаемого подчинения. Юноша развернулся и начал уходить. — Выгони её!
Через несколько минут офицер направился в свой кабинет. Зная, что там его никто не будет отвлекать, он решил убить время за чтением старых книг с полок барона. Старые тома художественной литературы, учебники по истории, тактики и научные доклады, — книги в кабинете сильно отличались от тех, что были в библиотеке, они носили в себе более серьёзный, взрослый и рабочий характер. После продолжительного поиска Генрих остановился на совершенно случайной книге: взяв в руки художественное произведение с сильным романтическим уклоном и сев в кресле спиной к двери, он начал читать. Он понадеялся, что Вольфганг оповестит о том, когда выгонит Клару. Проходили часы, солнце меняло своё положение на небосводе — Вольф так и не появлялся. «Возможно, из-за приличия, дал ей некоторое время» — подумал Генрих.
— Проклятье, надо было самому выкинуть её за шкирку, — сказал он вслух через пару минут.
Солнце зашло, офицера никто так и не навестил; начали появляться мысли, что подчиненный бросил свои обязанности считая, что его мнение более верно. Возможно, здесь было замешено не обычное самовольство, а начало настоящего предательства. «Невыполнение приказов не пойдёт на пользу Вольфгангу». Только решив встать с кресла, Генрих услышал за своей спиной скрип дверных петель. Юноша вернулся в положение сидя ожидая, как к нему подойдёт Вольфганг с докладом. Слева от него показалась голова сестры. Офицер повернулся к Анне, — он был удивлён, и стал ждать, что же будет делать его сестра дальше. Немного постояв на месте, девочка скромно обняла брата. Это было неожиданно, но юноша в ответ тоже обнял её.
— Спасибо, что позволил Кларе остаться на ночь, — прозвучал ласковый голос у самого уха.
— Пожалуйста… — ответил её брат, выдавливая эти слова через поток негативных мыслей.
«Чтоб тебя, Вольфганг. Слабак и предатель» — пронеслись мысли. Когда его сестра отошла в сторону, юноша наблюдал как девочка моментально воодушевилась. На её лице снова красовалась маленькая улыбка, но не такая как раньше. Нет, девочка никогда больше не сможет широко улыбаться своему брату, как последнему родному человеку что остался в живых. Анна была готова дать Генриху второй шанс, третий, четвертый, лишь бы они были вместе, — юноша хорошо это знал. Что бы не было у Клары на уме, попытка спастись от гнева былых соседей и друзей или жажда мести за гибель родных, Генрих был ей благодарен за эту маленькую помощь Анне.
Генрих проводил сестру в её спальню. Внутри комнаты он заметил знакомый кинжал в дальнем углу кровати. Похоже, что Анна не прикасалась к нему, чтобы выбросить. Проводя сестру к кровати, Генрих отправился к себе. Лёжа уже в своём ложе, он начал сомневаться в правильности своих поступков и мыслей. Дальнейшие планы и задачи казались просто невозможными: он не знал, что делать. Закинув руки за голову и разглядывая старые узоры на потолке.
Вверху были настолько диковинные и замысловатые узоры, что под игрой света, они будто двигались. Генрих позволил своему воображению играть со световыми явлениями в одну игру: представляя самую критичную ситуацию, он воображал, что с мечом в руке выбегает против целого десятка жителей Фюссена. Взмахами он отсекал руки, ноги, головы; протыкал тела так, будто сражался с воздухом. Стоило ему припасть на колено, посмертно сомкнуть глаза, как он снова возвышался над всеми, холодный, неподвластный, непобедимый.