– Ты смотри, – прокомментировал прапорщик, – если так пойдет, то и мою фляжку опорожним. Она как будто не пила больше суток.
– А что, Никифор Степанович, и то – правда. Лежит нам с вами снова дорога в ротную кухню. Иваныч, наверное, от этой мороки с кипячением питьевой воды для такой орды уже все проклял. А там ведь еще уксус подмешивать. И зачем только это нужно?
– Вань, не задавай глупых вопросов. Нам же все объяснили. Ты много видел бойцов, хворающих животом? Я был в Севастопольском деле, когда англичане с французами нас осаждали. Ничего подобного там не имелось, – указал прапорщик на фляжку, – зато с больными солдатами да офицерами было во много крат хуже.
– Да я с кипячением согласен. Но уксус-то зачем?
– Он для пущего эффекта. Ведь на марше обычную воду кипяченую пьем. А тут, чтобы поменьше всякой гадости могли подцепить. Вспоминай лекцию. Помнишь, как нам говорили о том, что в древности умывание рук и лица уксусом спасало во время эпидемии чумы. Чумы!
– Ладно. Бог с ним, с уксусом. Давай фляжку лучше. Хотя… погоди. Может, она есть хочет?
– Хочешь отдать ей свой паек? Вань. Не дури. Доставим ее к ближайшему лагерю, там и накормят, и одежду выдадут.
– Так если она несколько дней не ела?
– Ты знаешь, сколько сейчас в этом городе тех, кто несколько дней не ел? Хочешь составить им компанию?
– Никифор Степанович, да что вы наговариваете? Она же много и не съест. – С этими словами Ильин снял с плеч вещмешок и, немного в нем порывшись, достал тряпичный узелок, в котором была двухсотграммовая порция сухофруктов.
– Дурак ты, Ваня.
– Не спорю я, Никифор Степанович. Но уж больно ее жалко.
– Влюбился, что ли?
– Что?
– Что слышал. Чего чудишь, спрашиваю? Из тебя обычно копейки лишней не вытянешь, а тут – хвост павлином распушил. Доведем до лагеря. Накормят там ее горячей кашей. Не забудут. У них там это дело хорошо поставлено. Знали куда шли, заранее готовили такие службы. Зачем ты отдаешь часть своего пайка? Жизнь ей это не спасет. Правда, что ли, влюбился в этого чумазика? – сказал прапорщик и по-доброму улыбнулся.
– Да какой чумазик? Что вы, Никифор Степанович. Вы посмотрите, какие у нее глаза… – Но договорить прапорщик не дал – похлопал по плечу:
– Вань, не оправдывайся, ты своего лица не видел.
– Какого лица, Никифор Степанович?
– Своего. Ты на нее смотришь завороженно.
Просидела эта троица еще минут десять в руинах, пока, наконец, Андрей их не окликнул.
– Никифор Степанович, тут патруль подошел. Спрашивает, чего мы забыли в руинах.
– Скажи, что услышали шум и пошли обследовать. Нашли девицу, которая тут пряталась, сейчас водой отпаиваем и помогаем собраться с силами. Видно, не первый день бедствует.
Но сотрудник комендатуры не поверил словам и решил проверить. Всякое бывает на войне, а тем более после нее, когда люди с оружием себе могут позволить много больше допустимого. А прецеденты изнасилований для создания идеологически верного образа русского солдата были совсем не нужны.
– Ну чего вы тут расселись? Капрал, вы разве не в курсе того, что девушку нужно не сухофруктами кормить из личного сухпайка, а доставить в ближайший лагерь для беженцев? Зачем вся эта самодеятельность?
– Товарищ поручик…
– Так. Все это кормление на пепелище прекратить. Девицу проводить до ближайшего лагеря. Приказ понятен?
– Так точно, – хором ответили капрал с прапорщиком.
– Выполняйте.
Девушка уже привыкла к солдатам, поняв, что они не хотят ей зла, а потому отреагировала довольно спокойно на их вежливое «вытаскивание» ее на улицу. Впрочем, узелок с сухофруктами, которые она только-только «поклевала», так и остался у нее в руках, несмотря на неодобрительный взгляд поручика из контрразведки.
– Товарищ поручик, это подарок. Никто меня не принуждал.
– Смотри, военное имущество девицам дарить не начни. Сердобольный наш.
Спустя три дня. Лагерь беженцев «Ликос-2»
– Товарищ капрал, вы кого-то ищете? – К Ильину, идущему по лагерю и всматривающемуся в обездоленных жителей Стамбула, обратился ефрейтор, дежуривший рядом с пунктом питания.
– Так точно. Три дня назад я доставил сюда девицу. Вот, теперь навестить захотел.
– Это вам тогда вон в ту палатку. Там Пелагея Степановна сидит. Она ведет учет всех поступивших в лагерь людей.
– Спасибо большое! Очень выручил! – поблагодарил Иван ефрейтора и быстрой походкой направился к палатке.
– Так ты говоришь, как звать ее, не знаешь?
– Никак нет.
– Ну и как нам ее искать? По размеру глаз мы учета не ведем.