Лён понял, что делать ему здесь нечего, и собрался уходить, как вдруг вожак этих обезьян, крупный самец с ожерельем из зубов на шее и костью в ухе, шагнул вперёд и сказал, сильно картавя и пришепётывая:
— Хороший нож. Дай.
Он указывал на дивоярский меч.
— Что?
Молодой волшебник обернулся и посмотрел на вождя, не веря своим ушам: они могут говорить?!
— Давай менять, — предложил самец. Он шлёпнул себя корявыми ладонями по бёдрам, и тут же на камень перед гостем были выложены грубо обработанные кремниевые ножи и острия для дротиков.
Пришелец, кажется, заинтересовался — он вернулся и посмотрел на эти вещи, но зоркий вождь подметил отсутствие настоящей заинтересованности в его глазах. Незнакомцу было просто любопытно, и больше ничего. Рассмотрев каменные ножи, он аккуратно положил их обратно и снова собрался уходить. Тогда вождь невозмутимо достал откуда-то из длинного ворса на своём теле совсем иную вещь.
Это было поразительно! Обточенный металлический нож с двумя отверстиями в лезвии и подвижной рукоятью оказался ничем иным, как заточенной дверной петлёй! Широкая планка с отверстиями под крепёж и широкой лапкой в виде трилистника с четырьмя отверстиями — она крепилась к планке при помощи толстого штифта.
— Откуда это? — спросил Лён.
— Эге! — хитро отвечал вождь.
— Это из разрушенного города? — настаивал гость.
— Сильно не понимай, — заскучал предводитель и тут же оживился:
— А вот девка молодой!
Он не глядя сунул длинную лапу в толпу и вытащил молоденькую самку.
— Тебе девка, мне нож, — соблазнял гостя вождь.
— Нет, не надо, — отказался тот.
— Два девка, — тут же посулил обезьян.
— Кто эти? — немногословно спросил Лён, указывая на разгромленных врагов.
— Сильно плохие, — презрительно ответил самец, плюя на труп змееголова. Меж тем его соплеменники разбрелись по полю, подбирая тела своих собратьев и бережно укладывая их в ряд. Одна самка подобрала тело убитого воина, лежащее рядом с вожаком — тот потеснился, чтобы не мешать. Она погладила убитого по лицу и неловко поцеловала его в губы. Затем выковырнула у погибшего глаз и сунула в рот, причмокивая от удовольствия.
— Не трогать! — разозлился вождь и со всей силы ударил самку. Та заскулила и потащила труп к общей куче.
— Жрать хочет, — пояснил вождь происходящее перед онемевшим от неожиданности гостем. — Мужа жрёт — всё равно помер.
Бедные! Что за жизнь тут у них, среди камней, при полном отсутствии растительности и воды, под постоянной угрозой!
Лён огляделся и увидел, что племя уже вернулось к своей обычной жизни: одни оттаскивали подальше останки хищников, другие поднимали камни и собирали под ними насекомых — оказывается, насекомые и черви здесь всё же были! Меж камнями имелась засохшая почва, на которой росли маленькие, похожие на камни, грибы и лишайники.
— Хороший, — с одобрением указал на Сияра вождь. — Много еды.
Тьфу ты! У них только жрачка на уме!
— Где есть вода? — толковал Лён.
— Эге! — отвечал обезьяний предводитель. — Живи у нас, три девка дам.
— Спасибо уж! — с иронией отозвался Лён, и тут же две самки, которых ему предлагали в жёны, подскочили к нему. Одна принялась деловито открывать его дорожную суму, вторая стала проверять карманы.
— Нет, нет, я имел в виду — не надо! — тут же понял он свою ошибку.
— Не можно так, — сурово отвечал вождь. — Взял замуж — люби!
Так, достаточно. Он встал с места, снял с себя обеих «жён» и сказал:
— Я удаляюсь!
И направился к Сияру, который ждал его поодаль и нетерпеливо отмахивался хвостом от дерзких обезьяньих самок.
— Всех баб бери, — толковал главный обезьян, ковыляя следом. — Детишки будет умный.
Смеясь, Лён вскочил на коня и тронул повод. Одним прыжком жеребец перенёсся через груду камней и далее легко помчался, едва касаясь копытами земли.
Старый вождь с сожалением смотрел вслед уродливому и непомерно рослому чужаку. Такой едва ли поместится в их подземном жилище, да и еды, наверно, много переводит — поди вот, прокорми такого. Но дерётся сильно, хороший воин. Детишки, конечно, были бы с рожи не ахти, но свежая кровь тоже бы не помешала. Одно плохо: лысыми родятся.
Старый Тык почесал в затылке и вернулся к племени. Сегодня они будут есть мясо. Жалко воинов, конечно, но не пропадать же добру.
Самки о чём-то спорили и вокруг чего-то прыгали. Оказалось, что это какой-то непонятный предмет — большой, раздутый. Детишки торчали тут же и боязливо тянули раздутыми ноздрями воздух — запах от мешка был непонятный, но очень соблазнительный.