Однажды на Селембрис вернётся таинственный летающий город всемогущих магов, и тогда Лён попадёт в него и пройдёт школу высшей магии, получит посвящение и станет настоящим дивоярским чародеем. Пока же этого не произошло, надо спешить завершить дела — вернуть к жизни Пафа, чтобы тот тоже мог достойно войти в небесный город. Каким только он вернётся? — думал Лён в течение всего этого месяца, пока ожидал появления Лембистора. Ведь с того дня, когда он неосторожно прибег к магии Перстня и побывал в образе Гедрикса, прошло несколько лет по времени волшебной страны. Теперь Лёну восемнадцать, а Пафу было около четырнадцати, когда тот угодил в ловушку демона и застрял в небытии. Как же будет неприятно Пафу, когда он проснётся всё так же четырнадцатилетним, а его друг будет вполне взрослым!
Все эти мысли приходили Лёну в голову, но он отгонял их, потому что не это было самое главное. Этими теплыми летними ночами, засыпая в одной из нижних спален, где раньше жил Долбер, Лён представлял себе, как он отправляется в долгую дорогу, преодолевает все трудности пути и наконец спасает друга. Почему-то ему непременно представлялась долгая дорога, хотя что может быть проще для него — одним перелётом на лунном жеребце покрыть любое расстояние. В конце концов, существовал ещё и Перстень, с которого с окончанием Жребия были сняты магические ограничения, и Гранитэль могла сделать для Лёна гораздо больше, чем просто переместить его в нужное место. Да он и сам теперь мог перемещаться только силой мысли, как доступно это любому дивоярцу.
Ему казалось, что самое трудное позади — он прошёл Эльфийский Жребий. Теперь же не мог заснуть при одном воспоминании о Лембисторе, который со всем присущим ему коварством сделал задачу предельно сложной. Лён весьма смутно представлял, что будет представлять из себя его путь, но уже понимал, что лёгким он не будет. Недаром демон смылся прочь, наотрез отказавшись участвовать в мероприятии.
Хотя, с другой стороны, всё легче — не придётся терпеть возле себя эту скользкую, как гадюка, тварь. С самого начала, все те месяцы, что длился Жребий, Лён с тяжёлым сердцем представлял себе, как и далее путь его будет проходить в паре с этим проходимцем. Теперь же, когда первая злость прошла, он почувствовал облегчение оттого, что избавился от Лембистора. Так что, не о чем переживать — он уже на полпути к Пафу. Первая часть испытаний закончена, и что с того, что вторая не оказалась легче?
Лён перевернулся на бок, махнул рукой на гроздь светлячков, чтобы те потухли. В дубовой комнатке было уютно и приятно пахло, в маленькое круглое оконце заглядывали лунные лучи, хотя самой луны видно не было. На полу, застеленном простым полосатым половичком, лежал светлый лунный овал, пересечённый крестом. Кровать, на которой когда-то спал Долбер, была целиком вырезана из дерева — не то, что корзины, в которых спали младшие ребята. Травяной тюфяк слегка шуршал при движениях и издавал тонкий аромат болотных ирисов, шиповенных лепестков, мяты и шалфея. Подушка была наполнена таким же душистым сбором. Хотя это и не то, что в жилище Магируса, но воспоминания о лесной школе Фифендры никогда не выветрятся из памяти Лёна.
Когда-нибудь у него будет собственное жильё — когда он устанет от странствий и приключений и решит осесть на одном месте и заняться магическим ремеслом, как это делают другие волшебники. Но пройдёт немало лет до того времени, когда ему надоест мотаться по Селембрис.
В открытое окно задувал лёгкий ветерок, принося запахи ночного леса, слышались голоса птиц, шелест лиственного моря. Очарование Селембрис, нескончаемая радость, весна души…
Как всё-таки повезло ему, что он родился волшебником. Это редкий дар среди людей. Кто-то из его предков был магом. Кто-то в своих странствиях между миров забрёл на Землю, оставил там потомство и покинул этот мир, чтобы никогда не вернуться — только так сохраняют волшебники своих детей. Потомство магов непременно находит путь в волшебную страну, поскольку однажды в ком-то из потомков мага таинственный ген просыпается и сообщает своему владельцу удивительную власть. И тот должен сохранить этот дар, передать его своим потомкам с тем, чтобы никогда их более не видеть. Тяжелое бремя, которое несут дивоярцы, плата за могущество.
«Неужели и друзья магов подвержены этой неизбежности?» — думал Лён, не в состоянии заснуть от своих мыслей.
Ведь дядя Саша, который вовсе не был ему родным, тоже погиб. «Ты любил его», — сказала Брунгильда. Пафа он тоже любил, как брата. Возможно, его трагическая судьба есть следствие этой привязанности. Не потому ли и Гедрикс лишился и друга, и любимой? А если так, то судьба любого волшебника ужасна — он обречён на потери. Что остаётся: жить отшельником, как Магирус, или отсылать от себя учеников, как делает Фифендра? Как разрешают эту неразрешимую проблему дивоярцы?