— Мы не ссорились.
— Да, это верно. Теперь уже не важно… Во всяком случае, эти книги были одна семья. А сейчас они расстаются, семья распадается. Завтра они будут далеко друг от друга, в разных концах города, в разных домах, у разных людей. И никогда больше не свидятся. — Она помолчала. — Как мы с тобой, — прибавила она после паузы.
— Ты жалеешь об этом? — спросил он, имея ввиду книги.
— Нет, теперь уже нет, — ответила она, имя ввиду себя и его.
— Так вот ты какая, — проговорил он задумчиво. — Почему ты раньше не говорила… со мной так?
— Ты не разговаривать сюда приходил, вспомни…
— Не заводись.
— А разве не так? На работе строго служебные отношения, непонятно, кого ты боялся скомпрометировать, себя или меня; а дома… Ты не думай, теперь я просто, как говорится, констатирую… Никаких претензий… Было бы смешно… Все давным-давно уплыло…
Когда О. шел сюда, он был далек от подобных мыслей, но теперь невольно разбуженные воспоминания возбуждали его, и он вдруг подумал, что еще ни разу они не любили друг друга среди голых стен, на голом полу… среди разбросанных книг, газет и журналов. Охваченный желанием, он подошел к ней, хотел обнять, однако она мягко, но решительно воспротивилась.
— Не надо, — сказал она, — ничего нельзя вернуть. Раньше я вспоминала тебя, но в последнее время нет, даже не снился. Но в сердце засело желание: неплохо бы перед отъездом попрощаться с тобой. Много раз так бывало со мной: что западет в сердце обязательно исполняется. Вот и теперь сам явился. Ты и в самом деле не слышал, что я уезжаю?
— На самом деле. Я случайно зашел. Дело тут одно…
— Какое дело?
Он чуть не сказал ей о красном лимузине, но вовремя спохватился: что тут расскажешь? Что за сегодняшний день он несколько раз встречал одну и ту же машину? Ну и что? Встречал и встречал.
Да и потом, она уже была далеко, говорила с О. будто из другого мира.
Необузданное желание разбить вдребезги равнодушно глядящее на него зеркало вдруг возникло в О., но он вовремя вспомнил: разбить зеркало к несчастью. Не мог он согласиться ни на ее несчастье, ни на свое. Наверное, она и его продала, это зеркало их любви, в котором еще теплятся для него отражения двоих: и за ним придут, увезут в чужой дом, повесят на чужую стену, и там оно, холодной поверхностью своей, возможно, будет отражать другую жизнь, другую любовь.
Оставалось только попрощаться, ничто больше не связывало О. с этой опустевшей комнатой, с умершими в ней звуками, голосами. Надо было уходить. «Что ж, счастливо, желаю тебе удачи на новом месте. Может когда-нибудь где-нибудь еще увидимся». Хотя прекрасно знал нигде и никогда.
На пороге он поцеловал ее в лоб и стал спускаться по лестнице. На втором этаже, забыв о разбитой ступени, споткнулся и чуть не упал. Поднял голову. Она стояла на лестничной площадке. Когда он посмотрел наверх, помахала ему рукой. Кажется, улыбалась. Он последовал дальше и услышал сверху скрип закрываемой двери. Скрип напомнил ему стонущие пружины кровати, и тут только он ясно и до глубины души осознал, что простился с ней навсегда. И еще вдруг понял, что, если даже они годами не виделись, в этом городе она была по-настоящему единственным близким ему человеком. И про красный лимузин он, пожалуй, мог бы рассказать только ей.
Мелькнула мысль вернуться, попросить ее: «Не уезжай. Давай поженимся, сказал бы он, будем жить вместе, и книги не будем продавать никому». Или… или хотя бы только эту ночь побудем вместе, постелем на пол книги, накроемся старыми газетами, прижмемся друг к другу, спрячемся от всего мира.
Но это было невозможно; он прекрасно знал, что все решено и ничего нельзя повернуть вспять.
Когда он вышел на улицу, красный лимузин стоял прямо перед подъездом, незыблемый, как скала. О. нисколько не удивился, будто так и должно было быть, словно то, что красный лимузин выследил О. даже здесь, было самым естественным и обычным делом. Никакого страха он не испытывал. Спокойно зашагал в сторону метро. Сеял мелкий дождик. Казалось, только этот дождик был знаком О. в этом ставшем чужим городе. Все, все здесь было чужим, все изменилось, утратило родные, привычные очертания. Он посмотрел на небо мрачное, затянутое тучами небо было знакомо, и из знакомого неба шел знакомый дождик. И дождик этот, показалось ему, шел из прошлого, из навсегда утраченных дней.
Выйдя из метро, он не стал ждать автобуса, направился домой пешком. По-прежнему шел дождик. Вот он пройдет еще немного и увидит возле своего подъезда красный лимузин. Обязательно увидит.