Ей нужно остановиться.
Она не хотела, чтобы это заканчивалось.
Он вытащил руку из-под ее головы и схватил ее за бедро. Другая рука держала другое бедро. Он рывком притянул ее бедра к себе, насаживая ее на себя, пронзая. Пение становилось все громче, пока оно не стало единственным, что она слышала. Это было громче, чем ее дыхание, громче, чем его, громче, чем их совокупление, громче, чем ее собственные крики, когда он приближал ее к финальной кульминации. Она рухнула на камень, повернула голову и уткнулась в свою руку, закричала, пока мышцы внутри нее раскрывались, изгибались и подстраивались к этому нечеловеческому органу.
Это когда-нибудь закончится? Да, должно. Она чувствовала, как приближается к концу, приближается к последнему оргазму. Она попыталась ускорить конец безумными движениями бедер, и мужчина в плаще ответил более быстрыми толчками. Это было первобытное соединение тел. От Моны ничего не осталось - ни ее имени, ни прошлого, ни жизни во внешнем мире. Не было никакого внешнего мира. Было лишь соединение их тел, влага, камень позади нее и плащ, защищающий ее, и ничего больше. Минотавр проник в каждую часть ее пожирающего отверстия. Оно приближалось. Она чувствовала его. Оно приближалось. Почти здесь. Оно приближалось. Последний спазм единения. Оно приближалось. Закрытие раны. Оно приближалось. Жертва, которая свела их вместе. Оно приближалось. Оно приближалось. Мужчина вколачивался в ее глубину. Она подняла глаза к ночному небу и увидела, что все звезды потускнели.
Оно приближалось.
Мужчина откинул капюшон, и Мона закричала.
- Это я, дорогая, - прошептал Малкольм ей на ухо. - Это всего лишь я.
Мона обнаружила, что лежит на кровати в задней комнате, а Малкольм, обнаженный, лежит на ней, двигается внутри нее. Оргазм Моны потряс ее до глубины души, шейка матки безумно сокращалась, почти болезненно, даже когда она снова закричала от ужаса.
Минотавр, фигура в плаще, которая была и не была Малкольмом, исчезла. Так же, как и огонь, и жрицы, и пение, и цепи вокруг ее запястий и живота, и валун под спиной. В комнате не было ничего кроме горящей свечи на стуле, портретов женщин вокруг и над кроватью, звуков улицы, и веса Малкольма, удерживающего ее на кровати.
Она оттолкнула его и села, прижимаясь к изголовью кровати, из нее вытекала сперма. Малкольм опустился перед ней на колени с иронической улыбкой на лице.
- Я немного напугал тебя? - поддразнил он.
- Немного напугал? Ты накачал меня наркотиками.
- Никогда. Это было обычно гранатовое вино. Но опять же, гранат действительно обладает особой силой.
- Это было не просто вино. Я видела.
- Ты видела то, что я хотел, чтобы ты увидела, как и всегда. Когда ты пьешь его, оно открывает разум.
Ее сердце бешено колотилось, словно она все еще была прикована к валуну. Ее руки дрожали, все тело дрожало.
- Я предупреждал тебя, что люблю играть в игры, - сказал он. - Я предупреждал тебя, что в следующий раз ты будешь ненавидеть меня.
- Я действительно ненавижу тебя.
- Это пройдет. - Он пожал плечами, послал ей воздушный поцелуй и подмигнул. - Всегда проходит.
- Убирайся, - сказала она.
- Если ты настаиваешь. Я еще не совсем закончил с тобой. Но ничего страшного, - ответил Малкольм, пренебрежительно махнув рукой. Он выбрался из постели и быстро оделся в свой костюм тройку. - В следующий раз мы закончим на позитивной ноте.
- Не будет никакого следующего раза. Я больше не хочу, чтобы ты приходил.
- Боюсь, мы заключили соглашение, не так ли? Ты помнишь об этом? - Он вытащил из внутреннего нагрудного кармана белый прямоугольник бумаги. Он показал ей одну сторону, белую и чистую, и вторую - так же белую и чистую. - Ты согласилась делать все.
- Ты накачал меня наркотиками. Из-за тебя у меня начались галлюцинации.
- На самом деле, нет… но даже если и так, это подпадало бы под определение "все что угодно", ты не согласна?
Мона выхватила карточку из его руки и разорвала ее на кусочки, швырнув на постель.
- Убирайся. И никогда не возвращайся.
- Ты же не всерьез.
Она отстранилась от него, повернулась к нему спиной, стараясь не смотреть на него.
- Ты монстр, - сказала она, рыдание застряло в ее горле.
- Это была лишь иллюзия. Я тебя предупреждал...
Он предупреждал ее, что она не отличит фантазию от реальности. Предупреждал, но это было другое. Фантазия и реальность были едины, но Малкольм заставил ее усомниться в собственном здравомыслии.
- Убирайся. Сейчас же.