Она кусает свои розовые губы, выгибает спину, желает дотронуться до сосков, но не может, ведь ее руки связаны. Я знаю, что, прикасаясь к себе, она еще больше возбуждается, но это наказание за розовую рубашку.
Роуз забрасывает ногу на мое плечо и движется в своем собственном ритме. Ее тело легко прочесть — она жаждет, чтобы я коснулся ее клитора, потом спустился ниже и снова вернулся к исходной точке. Это игра в кошки-мышки, и я счастлив в нее поиграть.
Она стонет так, будто ест шоколад. Но самый сладкий звук — это когда Роуз кончает. Я не позволяю ей до конца опуститься с вершины наслаждения, подхватываю ее ноги и поднимаю вверх, насаживая на себя. Она опускает голову и не поднимает ее даже тогда, когда я двигаюсь внутри, но помогает толчкам, цепляясь за меня ногами. Потом мы оба ускоряемся и кончаем — она даже сильнее, чем только что.
Я остаюсь в ней несколько секунд, восстанавливая дыхание, а затем выскальзываю из нее и ухожу. Я слышу, как Роуз зовет меня по имени, но не отвечаю. И когда возвращаюсь, вижу, что она сомкнула ноги.
Сажусь рядом и смотрю, запоминая ее.
— Я знаю, что ты тут. Развяжи меня, — требует она, повернувшись в моем направлении.
Повернув кран за ее спиной и включив душ, я выливаю ей на соски шоколадный сироп. Это самая чувствительная эрогенная зона на ее теле, я знаю. И даже с учетом того, что только что тут произошло, она точно захочет, чтобы я их касался, облизывал или кусал. Так что я поливаю ее соски сиропом, начисто вылизываю, а затем кусаю. Роуз стонет — возбужденная, связанная, снова жаждущая.
Я стягиваю повязку с ее глаз, но она продолжает держать глаза закрытыми. Думаю, в эту секунду Роуз даже не понимает, что я развязал шарф. Но потом... потом она смотрит на меня ясным, полным эмоций взглядом, будто я вызволил ее из ада и вернул на землю. Словно я гребаный ангел.
В каком сраном мире мы живем, если она смотрит на меня так?
И это единственная причина, по которой я снова занимаюсь с ней сексом. Я хочу быть ее ангелом, или демоном, или адом, или раем. Просто ее.
Мы просыпаемся в мешанине рук и ног. С нами в постели двое детей, а мать Роуз стоит рядом и смотрит на нас сверху вниз. В этот момент я готов провалиться сквозь землю.
Она улыбается мне и подходит ко все еще дремлющей Роуз. Наклоняется, целует дочь в щеку и отступает, на мгновение остановившись у двери.
— Они же могут остаться, да?
Я смотрю на детей — Изабель и Лиам жмутся к нам обоим и наблюдают за мной — и киваю. Мать Роуз выходит, а я смотрю под одеяло, чтобы проверить, на мне ли трусы, но... нет.
— Изабель, бери брата и идите на кухню.
Она вскакивает, хватает Лиама за руку, и оба выходят из спальни. Я встаю, одеваюсь и следую за ними. Зайдя на кухню, я вижу, как в поисках еды они заглядывают в холодильник.
— У нас нечего есть.
Я подхожу, сам открываю дверцу и вижу, что холодильник полон еды. Да она практически вываливается наружу.
— Дети, вы часом не ослепли? — спрашиваю я под аккомпанемент их смеха.
— Свози нас в «МакДональдс»? — просит Лиам и тянет меня за штанину.
— Дома полно еды.
— А ты можешь приготовить? — спрашивает Изабель, и я киваю. — Я хочу блинчики.
Лиам тут же начинает бегать вокруг с криками «блинчики».
Все заканчивается тем, что я делаю блинчики, и они съедают все. Лиам заваливает меня сотней вопросов — почему я тут, останусь ли. Я говорю им есть, но они не слушаются и все равно засыпают меня вопросами.
Доев пятый блин, Лиам убегает в туалет. Бог знает куда они все вместились в него.
— Мам, я тоже хочу вечеринку с шоколадом, как у тебя!
Заглянув в ванную, я вижу Лиама, который заглядывает в покрытую шоколадом ванну, а потом слышу, как просыпается Роуз.
— Блядь, — бормочу я и смеюсь.
Глава 40
Роуз
Этот звук необычный, непохожий на все то, что я слышала раньше. Я иду в сторону ванной и вижу Лиама, который держит Лиама-младшего на руках. Старший смеется так сильно, что сначала я думаю, как бы он не уронил нашего сына. Младший же покрыт шоколадом, следы которого есть на полу, а в его руках, по локти покрытых сладкой массой, открытая бутылка.
Лиам-старший даже не замечает меня, смеется так, что не может остановиться или отвести взгляд от Лиама-младшего.
— И над чем это вы тут так смеетесь? — спрашиваю я.
Старший поворачивается ко мне, совершенно не понимая, о чем я.
— Над розовой рубашкой, нет? — наконец, спрашивает он, заставляя меня засмеяться.
Маленький Лиам поворачивается к отцу:
— Э-э-эм... Ты носишь розовое?
Из его рта вылетают брызги шоколада, попадая на Лиама-старшего.
— Нет, пацан, только не розовое. Никогда. Ты меня понял?
— Черное, — говорит сын, кивая.
Я качаю головой. Они даже не знают друг друга, но похожи так сильно, что это пугает.
Когда звонит Сакс и срочно вызывает Лиама, тот идет на работу. Я спрашиваю, нужен ли ему пистолет, который сейчас надежно заперт в моем сейфе, но он целует меня и говорит «нет», а потом сообщает, что его снайперская винтовка заперта у него в багажнике. Мои глаза с удивлением распахиваются, но он пожимает плечами, как будто это обычное дело.