Иосиф Виссарионович был очень возбужден. Он ударил маленького японского посла по плечу с такой силой, что тот отлетел на три или четыре шага. Мацуока зашелся в пьяном смехе. Затем Сталин заметил высокого немца, военного атташе посольства, полковника Ганса Кребса. Он бросил японца, подошел к Кребсу, постучал пальцем по груди и спросил:
– Немец?
Полковник щелкнул каблуками и вытянулся по стойке смирно. Он горой возвышался над низеньким Сталиным. Советский руководитель ударил его по спине, шутливо вывернул руку и громко сказал:
– Мы с вами были друзьями и ими останемся!
– Я в этом уверен! – ответил Кребс, хотя шведскому послу показалось иначе.
Сталин вернулся к японцу. Он обнял Мацуоку со словами:
– Мы заново создадим Европу и Азию!
Генсек взял маленького министра под руку и отвел в вагон. Вождь стоял на перроне до тех пор, пока поезд не тронулся в долгий путь. Затем японские дипломаты сопровождали Сталина к его бронированному «паккарду». Посол Японии стоял на скамье, махал платком и кричал скрипучим голосом:
– Спасибо, спасибо!
На этом праздник для Сталина и Молотова не закончился. Садясь в машину, Сталин приказал Николаю Власику позвонить на дачу в Зубалово, Светлане, которой тогда было уже пятнадцать лет, чтобы она собрала семью для завтрака.
– Скоро приедет Сталин, – предупредил генерал Власик.
Светлана рассказала о скором возвращении отца тетке Анне Реденс, которая гостила на даче со своими детьми, и Гуле Джугашвили, трехлетней дочери Якова.
Анна Реденс не виделась со Сталиным после ссоры по поводу ареста ее мужа. Конечно, ни о каких встречах не могло быть и речи, особенно после расстрела Станислава. Все, кто был в Зубалове, собрались на ступеньках. Через несколько минут приехал подвыпивший и непривычно веселый Сталин. Открыв дверцу машины, он позвал двенадцатилетнего Леонида Реденса:
– Садись, давай прокатимся!
Водитель провез их вокруг цветочной клумбы. Затем вождь вышел из машины и обнял настороженную Анну Реденс, которая держала шестилетнего сына Владимира. Сталин громко похвалил своего племянника. Тот действительно был хорошеньким, как маленький ангел.
– Давай помиримся ради такого чудесного сына, – предложил генсек. – Я тебя прощаю.
Кто-то вынес маленькую Гулю, первую внучку Сталина. Все начали громко восхищаться. Девочка испугалась, замахала руками и расплакалась. Ее быстро вернули в комнату.
Сталин сел за стол. Быстро принесли чай, торты, конфеты, шоколад. Иосиф Виссарионович посадил к себе на колено Владимира и начал открывать шоколадку. Маленький мальчик обратил внимание на «его прекрасные длинные пальцы».
После чая Сталин, не спавший всю ночь, отправился наверх вздремнуть. В обед на дачу приехали Молотов, Берия и Микоян. У вождя было прекрасное настроение. Сначала он бросал всем на тарелки кожуру от апельсинов, потом кинул пробку прямо в бокал с шампанским, чем вызвал веселый смех Владимира Аллилуева.
В тот день семья еще не могла знать, что скорое вторжение Гитлера, усталость и паранойя Сталина сделают этот день концом старой эры.
Небо все сильнее затягивали свинцовые тучи. Но Сталин убедил себя в том, что напряженная ситуация с Берлином вот-вот разрешится дипломатическим путем. Британский посол Стаффорд Криппс доставил в Кремль письмо от Уинстона Черчилля. В нем содержалось предупреждение о скором нападении Гитлера. Сталин решил, что Великобритания пытается заманить Россию в ловушку.
– Нам угрожают немцами, а немцам – нами, – сказал он Жукову. – Они стравливают нас друг с другом.
Вождь искренне верил, что войну можно оттянуть до 1942 года. Как всегда, Сталин пытался найти решение проблемы в книгах. Он очень внимательно изучал франко-прусскую войну 1870 года. Они с Ждановым постоянно цитировали мудрые изречения канцлера Бисмарка, говорившего, что Германия никогда не должна вести войну на два фронта. Британия оставалась непобежденной, потому что немцы не нападали на нее. «Гитлер не такой дурак, – говорил Сталин, – чтобы не понимать разницу между СССР и Польшей, Францией или даже Англией. Или даже всеми ими, взятыми вместе».
Жизнь вождя представляла собой непрерывную вереницу побед воли над реальностью. Он продолжал верить в то, что Адольф Гитлер, отчаянный азартный игрок, был рациональным политиком и придерживался бисмарковской теории великих держав. После войны Сталин как-то разговорился с небольшой группой своих сотрудников. Среди них находился и Деканозов, посол СССР в Германии в 1941 году. Размышляя вслух о бурном времени, в котором им довелось жить, и пытаясь объяснить свое поведение накануне войны, Иосиф Виссарионович сказал: