Андрей Константинович разъярился.
- Ваше дело - труба! - заорал он на опешившего комиссара, - когда в вас начнут стрелять братья по классу, чем вы их испугаете? Интернационализмом? Так им на него начхать и растереть! Немецкий пролетариат не подозревает о том, что он пролетариат и желает стать землевладельцем с сотней гектар земли под Жмеринкой! Ты в Германии был и пролетариат тамошний видел? На Берлинском стадионе в тридцать шестом? От овации, устроенной Гитлеру, земля дрожала. А у Адольфа лозунг знаешь какой? "Пока наш дом - Германия, но вскоре им станет весь мир!" А ты тут херню порешь о человеколюбии и классовой солидарности!
- Но товарищ Сталин...
- И товарищ Барбаросса тоже! Классовое сознание существует только в вашем воспаленном мозгу, мудаки! Войска должны не ленинские чтения слушать, а учиться воевать! Тот же Владимир Ильич говорил, что "всякая революция тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться". Это Христос проповедовал насчет ударов по лицу, так ведь он у нас вроде не в авторитете!
Обиженный политработник после ухода Волкова связался с Киевом и попросил дальнейших указаний у своего прямого начальства. Странное дело, но начальство было ни ухом ни рылом не осведомлено о каких-то генерал-инспекторах в чине комиссара госбезопасности второго ранга. Начальство сориентировалось мгновенно и доложило командующему округом Семену Константиновичу. Тому, который Тимошенко. Командующий посовещался с членом военного совета и, хотя тот вспомнил, что приходила какая-то телеграмма из Москвы, все же доложил Хрущеву. Никита Сергеевич принял близко к сердцу тот факт, что в его владениях шныряет какая-то штабная крыса, пусть и в чине комиссара госбезопасности второго ранга, и в Умани Волкова с Кречко арестовали. Добрый молодец Приходько успел прошмыгнуть из расположения части и на перекладных добраться до Кировограда, а оттуда попасть в Харьков. От Харькова до Москвы было восемь сотен километров, но доехать на поезде уже было делом техники, и на исходе второй недели изголодавшийся и пообносившийся сержант госбезопасности попросился на прием к Берии.
В это время арестованных доставили в Киев, где Хрущев лично допытывался, чье задание они выполняют. Никите Сергеевичу казалось, что он имеет дело с происками конкурентов: Маленкова и его приближенных. Волков впервые воочию увидал, какие ценные кадры управляют стратегическими регионами страны. В отведенной им камере (их даже не озаботились развести по разным камерам) Андрей Константинович смаковал "никитины пассажи".
- Нет, ну кому в голову могло только... ну, это ни в какие ворота не лезет. Это ведь безграмотная сволочь, способная лишь преданно лизать ботинки хозяину! Кто этого шахтера поставил руководить богатейшей республикой?
- Зато происхождение Никиты Сергеевича безупречно, - вставил Кречко, морщась от боли в сломанном ребре - с ними особо не церемонились.
Волков промолчал, а через минуту вздохнул:
- У Дарвина происхождение еще безупречнее.
- Это - когда человек от обезьяны произошел?
- Точно. Но по-моему, обезьяна все-таки стала напоминать человека, после первого поражения электрическим током.
Кречко призадумался.
- Вы имеете в виду удар молнии?.
- Нет! - фыркнул Волков, - я имею в виду, когда обезьяна вместе с толпой таких же обезьян ворвалась в барский дом и сунула гвоздь в электрическую розетку.
- Ох, и не любите вы пролетариат! - осуждающе заметил Иван Михайлович.
- А за что его любить? Этот самый пролетариат несколько часов назад пинал нас сапогами, словно мы не инспекторы, обличенные доверием товарища Сталина, а бандиты с большой дороги.
Волков сплюнул, потрогал уже зажившие губы и встал со своих нар.
- Ох! - прокряхтел Кречко, глядя на то, как точно так же избитый (если не больше) товарищ бродит по камере и разминает затекшие члены, - скажите, а нельзя ли научиться вашим штучкам с заживлением? Такое впечатление, будто по мне проехала ломовая телега. Ох!
Волков подумал.
- Наверное, можно. Только вот острого ничего нет...
- Резать будете? Тогда не надо, наверное.
- Балда вы, старший майор! Кровью же обменяться как-то нужно! И учтите: у вас этот эффект будет наблюдаться слабее. Чтобы вы получили степень регенерации, аналогичную моей, необходима инъекция материнского препарата. А его на всей Земле не сыщешь, сколько не ищи.
Сказал Андрей Константинович и призадумался. Вроде Хранитель с него слова не брал, чтобы никому не прививал своих "талантов". Тем более, они все-таки уменьшаются в арифметической прогрессии с каждой новой прививкой. От "инфицированного симбионтом" к следующему "инфицированному". Но Кречко необходимо помочь: эти палачи в мундирах сломели ему ребра и наверняка что-то отбили. Только вот чем произвести надрез, если у них отобрано все колющее и режущее?
Случай представился на следующей неделе. Их повели на очередной допрос, но в кабинете Волков сумел отвлечь следователя и сунуть в карман своего измятого френча простую канцелярскую кнопку. Окно в кабинете было раскрыто, вот наверное ее и смахнуло со стола вместе с бумагами на пол. Бумаги следователь поднял, а вот кнопку - нет. Она осталась лежать на полу. Волков акуратно наступил на нее сапогом, а затем украдкой отделил от подошвы.
Через полчаса прибыл Хрущев. Следователь - молодой капитан госбезопасности - вытянулся в струнку.
- Ну как? - деловито спросил секретарь местного отделения ВКП(б), - не признаются, подлецы, на кого работают?
- Никак нет! Молчат!
- Не валяй дурака, Никита! - угрюмо глядя на Хрущева, произнес Волков, - позвони Сталину или Берии. Узнаешь, на кого мы работаем.
Хрущев снял свой легкий плащ, в котором прибыл, и уселся на стул рядом со следователем. Три сотрудника безопасности расположились неподалеку, готовые в любой момент приступить к активной фазе допроса.
- Может и позвоню, - с ленцой произнес он, а может, и не позвоню. Товарищ Сталин не любит, когда его отвлекают по пустякам. А вот товарищ Берия - человек у нас относительно новый, может и не вникнуть в ситуацию. Нет, ребятушки, мы уж тут с вами разберемся. На месте.
- Ох, и плачет по тебе веревка! - зло произнес Волков, - не приведи бог, перед апостолом Петром окажешься. Чем оправдываться будешь?
Вместо ответа, Никита Сергеевич кивнул одному из конвойных. Тот шагнул к сидящему Волкову и с размаху ударил его по губам. В голове у Андрея Константиновича взорвался заряд неконтролируемой ярости. Взревев по-звериному, он схватил мерзавца сотрудника за кисть обеими руками и с размаху сломал ее о спинку стула. Конвойный заорал благим матом и скрючился на полу, лелея поврежденную конечность. Демонстрируя невиданную в таком возрасте скорость и впечатляющую растяжку, Волков ударом обутой в сапог ноги выключил второго конвойного, а затем схватил в охапку третьего и бросил его за стол, где сидели следователь и Хрущев. На полу образовалась куча мала. Волков в тигрином прыжке метнулся к массивной дубовой двери, повернул неосмотрительно оставленный в замке ключ, а также сунул ножку стула между ручкой двери и дверным косяком, блокируя ее на открытие.
С пола уже поднимались конвойный и следователь, только Хрущев что-то кряхтел, сидя задницей на паркете. Кречко схватил стоящий на столе бюстик Ленина, и со всего размаху опустил его на голову поднимавшегося конвойного. Подоспевший Волков ударом по сонной артерии вырубил следователя.
- Не дергаться, падла! - рявкнул он на Хрущева, - тьфу, кажись, убил?
Удар, расчитанный для погружения следователя вв сладкий анабиоз, получился чуть сильнее, чем следует. Но Кречко только буркнул:
- У короля - много!
Никита Сергеевич перетрусил, точно инквизитор на аутодафе.
- Товарищи, в чем дело? - голос его не выдержал и пустил петуха.
- Гусь свинье - не товарищ! - оборвал его Волков, - сиди и не хрюкай. Что будем делать, майн либер комрад Иван Михайлович?
- Вы - немцы? - ужаснулся Хрущев.
- Ya, Ya! - сказал Андрей Константинович, - особенно, вот он. Хайнц Михаэль фон Кречко. Любимый друг фюрера и куратор "гитлерюгенд". Михалыч, кто этого дурня на работу в госаппарат взял? Как он медкомиссию прошел? Я хочу посмотреть на записи его лечащего врача!