— В конце-концов, вам придется уходить. Но рассчитайте так, чтобы ваше выступление пришлось на пик перевозок! Этим вы поможете нашим войскам больше, нежели воевали вместе с ними. Как наши «батуры» и «багатуры», не подкачают? Кальсоны не замарают в самый ответственный момент?
— В случае чего, — уже немолодой старлей погладил кобуру пистолета, — придется им стать героями. Во имя народной Монголии.
— С этим тоже не спешите. Вояки они так себе, а вот проводники — действительно, ценные.
Благословив диверсантов на ратный подвиг, Андрей Константинович вновь и вновь возвращался к картам местности. Для лучшего знакомства с обстановкой он еще совершил в паре с Громовым несколько разведвылетов на скоростном бомбардировщике СБ, вооруженном фотокамерой. Расположение собственных войск они рассмотрели прекрасно, а вот над территорией, занятой японцами, им пришлось испытать разочарование. Истребителей с опознавательными знаками страны восходящего солнца решительно преградили им путь и заставили ложиться на обратный курс. Говоря по правде, Волков с Громовым едва унесли ноги. Огрызаясь всеми четырьмя пулеметами, скоростной бомбардировщик оторвался от преследователей лишь благодаря тому, что являлся новой модификацией СБ, отправленной конструкторским бюро Туполева на обкатку в боевых условиях.
Тогда Михаил Громов предложил, как он выразился, «слетать ва-банк». Летчику, рожденному в интеллигентной семье, пристало говорить правильно… он и разговаривал всегда по канонам изящной словесности, лишь иногда вкрапляя в свою речь трехэтажные выражения.
— Только не говорите мне, что хотите прогуляться над японскими позициями вот на этой штуковине!
Волков красноречиво пнул шасси трофейного и уже подлатанного техниками Ki-27.
— Вы знали! — красноречиво вздохнул Громов.
Нечего было и думать — отказываться от такой возможности. У Волкова, разумеется, были приблизительные планы расположения японских войск на конец мая, но он им не совсем доверял. Расхождения с его реальностью становились все более ощутимыми. Не молчала и Москва. Сталин требовал сводку два раза на день и ненастойчиво предлагал помощь одного из гигантов современной мысли: Буденного, Ворошилова или вообще — Шапошникова. Иосиф Виссарионович проникся идеей насчет того, что в локальных конфликтах армия зарабатывает очки и страсть как боялся повторения прошлогоднего конфуза у озера Хасан.
Обучение войск слаженным действиям в обороне и наступлении шло непрерывно. Волков тоже боялся потерять лицо перед титанами военной мысли во главе с грозной и непоколебимой верхушкой. Начало активной фазы было запланировано на первую декаду июня, а пока «ограниченный контингент» умело связывал боем три полка Ямагато, которому тоже деваться было некуда. Командующий Маньчжурской группировкой генерал-лейтенант Камацубара считался большим специалистом по Красной Армии и недоумевал, отчего потомок самураев так долго возится с этими «лапотниками». С 1927 по 1930 год Камацубара был военным атташе Японии в СССР и не верил, что за прошедшие десять лет что-то могло измениться. Меж тем, заканчивался май и от обоих кукловодов требовалось одно: решительные, желательно победные действия. Японцы верили в судьбу, а русские надеялись на извечное «авось».
Глава 14
— Нет, эти русские все же — бравые ребята! — в который раз повторил генерал Гудериан, сидящий вместе с Альбрехтом на заднем сиденье штабного «Опеля», мчащегося по недавно построенному шоссе. Их снова переводили — в который раз за этот год! Нынче их ожидала северная Пруссия — страна тысячи рек и озер. Очередные маневры для изучения возможностей столь любимых Гудерианом моторизованных частей. Хайнц ходил у фюрера в любимчиках и пока ни в чем не ведал отказа: полигоном для бравого генерала нынче должны были стать тысячи гектар заповедных земель, составляющих национальное достояние Германии. Но ослепленный собственными мечтами Адольф бредил о возвращении в состав Германии земель Данцигского коридора — его Карфагеном стала Польша, согласно Версальского договора получившая доступ к Балтийскому морю.
Но сегодня мысли офицеров Вермахта занимала не Польша и не предстоящие маневры, а блестяще завершенная Красной армией операция на Дальнем Востоке. Группировка красных наголову разбила полумиллионную Квантунскую армию, а затем советские танки утюгом прошлись по Маньчжурии, отбросив японцев за Большой Хинган. Одновременно в восточном Китае активизировались партизаны, ведущие активные действия чуть ли не с начала века. Но на этот раз они все-таки перестали мутузить друг друга, а взялись за островитян. Посол Японии в Москве запросил живота, и советские дипломаты принялись обдумывать последствия столь изящного «хода конем». Получившую пинка страну Восходящего Солнца необходимо было чем-то занять, пока она была в шоке от проигранной кампании. Командующему Квантунской армией генералу Умедзу пришлось уйти в лучший мир при помощи традиционного ритуала потерявшего лицо самурая, а императору Хирохито — приводить к присяге новый кабинет министров.