Рождественские праздники прошли на «ура». Судетские немцы праздновали вместе со своими «доблестными освободителями», зазывая их в свои дома и усаживая на почетные места. Последнее мирное рождество многим запомнилось этой беспечностью и легкомыслием, когда еще никто ни с кем не воевал, когда немцев встречали, как долгожданное избавление. Наши герои веселились вместе с личным составом, а Зееманы в Дрездене напрасно ждали сына — из формирующихся соединений пока никого не отпускали. Альбрехт немного скучал по родным, но ничего не мог поделать — должность командира роты оказалась весьма хлопотной.
Дома Альбрехт побывал только в середине января, когда все прогрессивное человечество отмечало праздник Крещения Господня. Господа католики (и некоторые протестанты) успели отметить это грандиозное событие две недели назад, но бюргеры Дрездена жили по новому календарю. Поэтому у семейства Зееманов было двойное торжество, а Альбрехт ненадолго заслонил Господа, ибо семья его ждала больше, нежели в свое время ожидали мессию.
— Альбрехт! — удивленно сказал отец, — армия сделала из тебя мужа! Где мой желторотый мальчик в коротких штанишках? Я тебя не узнаю, сынок!
— Полно тебе, Отто! — одернула мужа Берта, — ты смущаешь нашего Альбрехта. Садись сюда мой дорогой, сейчас мы будем кушать. Я не знала, что приготовить, поэтому у нас есть и Weisswurst, и твой любимый коруонблянц… представляешь, мне даже отец помогал!
— Да полно тебе, Берта! — хмыкнул херр Зееман, — вся моя помощь заключалась в том, что я подавал зелень и специи.
Не помнящий ничего подобного с самого раннего детства, Альбрехт едва не присвистнул. Максимум, на что хватало отца при посещении кухни, так это притащить из мясной лавки продукты. Он ставил пакеты на пол и гордо удалялся.
— Он очень гордится тобой! — шепнула ему мать, когда Отто вышел пыхнуть трубкой.
Особенно трогательной получилась встреча с сестрами. Мика рассказала ему, как пыталась поступить в «юнгфольк» по примеру старшего брата, но у нее ничего не вышло — чертова близорукость все испортила. Вторая сестра, Катрин, потешалась над Микой и придерживалась традиционных взглядов из трех литер «К» — киндер, кирха и кухня. Альбрехт проявил дипломатичность: успокоил и утешил Мику, а затем в чистосердечной беседе с Катрин признался ей, что свяжет свою судьбу только с девушкой, у которой будут такие же взгляды, как у его младшей сестренки.
Пятикилограммовый запеченный с яблоками и миндалем гусь благоухал на столе, а ему вторили остальные деликатесы: знаменитые белые колбаски «от фрау Берты», мясной пудинг из свинины, рыбный пирог и заливной язык; на десерт девочки приготовили кленовый мусс, а вездесущая фрау Берта вытянула из духовки пряник-коврижку с труднопроизносимым названием. Отто с сыном (как мужчины и самые взрослые) степенно тянули неплохое бельгийское бренди, а женщины довольствовались слабеньким мозельским вином. Альбрехт без устали шутил, подтрунивал над Катрин, щелкал по носу близорукую Мику, рассказывал матери о том, какие блюда считаются традиционными у чехов и судетских немцев, вкратце поведал о том, как отмечал Рождество.
— Как романтично! — хлопала ресницами Катрин.
— Будет, что вспомнить! — соглашался Отто, — лично у меня подобных воспоминаний нет.
Фрау Берта молча улыбалась.
После того, как праздничный стол был убран, а посуда перемыта, в кухне засели Отто с Альбрехтом. Приоткрыв окно, отец закурил трубку и принялся обстоятельно расспрашивать сына об особенностях его службы. Альбрехт некоторое время крепился, затем полез за портсигаром.
— Вот даже как? — удивился Отто.
— Да никаких нервов не хватает! — смущенно улыбнулся молодой человек, — оказывается, формирование новых частей — это только одна сторона монеты…
— Что хоть смалишь? — перебил его отец.