— Разве я ошибся, и вы, товарищ Волков, не желали пообщаться тет-а-тет? Вот видите! Товарищу Кречко пришлось утром отправиться в командировку. Недалеко, в Петрозаводск. На две недели. Этого должно хватить, чтобы мы с вами определились относительно дальнейших планов.
— Разумеется, Лаврентий Павлович, — кивнул Волков, — я прошу прощения за некоторые свои негативные ассоциации…
Берия вопросительно посмотрел на него. Андрей Константинович попытался объяснить.
— Дело в том, товарищ Берия, что я родился и вырос в эпоху, когда все, что было связано с этим историческим периодом, поливалось грязью. Наши правители старались убедить население страны, что при Сталине и Берии было все плохо. Жить было страшно, жить было тяжело… для обычного человека жизнь была страданием. Поэтому, когда вы мне сказали, что Кречко отбыл в командировку, у меня внутри оборвалось: пустили в расход. Такие уж у нас, потомков, стереотипы.
Берия хмыкнул.
— Любопытно! Для того, чтобы пустить, как вы выразились, «в расход» работника на такой должности должны быть веские обоснования. Вы хотя бы отдаленно представляете, какой у нас кадровый голод? Причем, везде. И на производстве, и в Красной Армии, и даже… во внутренних органах.
Он встал и принялся ходить взад-вперед по комнате. Пошевелил кочергой угли, подкинул два полена в камин. Видно было, что слова Волкова задели его за живое.
— Во многом ваши правители правы. Жить сейчас трудно. Чрезвычайно трудно. Но вы хотя бы представляете, что за страна в наследство нам досталась? Огромная, инертная масса… как будто огромная капля смолы, катящаяся непонятно куда. Катящаяся не спеша, никуда не торопясь. Россия была, как зажиревшая гусеница. Все вокруг давно превратились в бабочек и порхают, а наша гусеница все жрет и жрет. Ей и так неплохо! Понимаете, Андрей Константинович?
Волков с нескрываемым интересом слушал наркома, открывшегося ему сейчас в совершенно новом свете. Наркома-романтика, если так можно выразиться. Плохо только, что ассоциации у него со словом нарком были плохие. Нарком-наркомат-наркоман. Ну, привязалось к языку.
— Понимаю, Лаврентий Павлович, — сказал он, — хуже всего, что превратившись в бабочку, наша страна не потеряет инертности. В бабочку она превратится, но летать не сможет. Завалится в спячку, точно обожравшийся медведь. Что поделать, национальная черта гипербореев.
Берия подошел к окну и глянул сквозь замерзшее стекло наружу.
— А мне ведь до сих пор не верится, что вы — наш потомок.
— А мне до сих пор не верится, что вы — не тот головорез, о котором написано несколько книг и сотни публикаций в газетах и журналах.
Плечи наркома на мгновение опустились. Он как-то осунулся и превратился в очень уставшего человека. Похлопал по карманам в поисках сигарет, затем вспомнил, что давно не курит. Прокашлялся.
— И что, ни одной положительной? — Андрей Константинович присел на кожаный диван и задумчиво проговорил:
— Да нет! Вроде бы, нет! Я лично просматривал две книги, в которых вы показаны на удивление хорошим человеком. Это так контрастировало с общим фоном, что удивлению моему не было предела. Одну из книг написал некто Серго Берия.
— Мой сын? — обернулся к нему Лаврентий Павлович, — и ее издали?
— Издали. Но очень поздно. В конце столетия.
— Все равно! Лучше поздно, чем никогда. А вторая книга?
Волков хмыкнул.
— Один из скандально-популярных писателей издаст в начале следующего столетия дилогию, в котором попытается пересмотреть традиционные взгляды на нынешнюю эпоху. Я не любитель подобного чтения, но вам было бы интересно. В таком стиле пока не пишут.
Берия подошел ближе и присел рядом.
— Жаль, что это невозможно. Я бы с удовольствием прочел то, что напишет обо мне мой сын…
— Ну, почему же невозможно? Эта книга есть на ноутбуке. Жаль, что нет принтера… пардон, печатающего устройства. Но это даже к лучшему. Не нужно, чтобы подобная информация просочилась наружу. Вы мне дадите слово, что никому и никогда не расскажете…
— Конечно! — взволнованно перебил Волкова нарком, — как только выдастся свободная минутка, я обязательно прочитаю книгу Серго. Но сейчас хотелось бы конкретики. Какая именно информация содержится в вашем… приборе, что ли?
— Это называется — компьютер. «Машина для приема, переработки, хранения и выдачи информации в электронном виде, которая может воспринимать и выполнять сложные последовательности вычислительных операций по заданной инструкции — программе». Такое определение дает компьютеру энциклопедический словарь. Словарь двадцать первого века, разумеется. На самом деле, это устройство — универсальный помощник для делового человека с многими дополнительными функциями. У меня здесь помимо различной полезной документации находятся несколько моих любимых фильмов, очень много музыки, несколько игрушек.