Это были слишком смелые слова для того времени. И комиссар их запомнил, чтобы когда-нибудь использовать против чересчур энергичного генерала-инспектора. И не имело значения, что при себе у Волкова имелись документы с подтвержденными лично Сталиным полномочиями. Есть понятие основы всего сущего. Основа первого в мире государства рабочих и крестьян — это учение под названием «марксизм-ленинизм». И подвергание сомнению этой основы есть святотатство. Взглянув на корпусного комиссара, Волков это понял. Ему внезапно захотелось вывести этого мудака с фанатичным блеском в глазах на задний дворик и пристрелить его там во имя Мировой Революции.
— Командир! — окликнул он негромко Ткачева, — ты мне не можешь объяснить, откуда берутся вот такие фрукты? Я о твоем комиссаре. Кем он был раньше, кем были его родители? В детстве не хватило витаминов, потому что сильно пороли за проникновение в чужой сад?
Комбриг промолчал. Вся напряженная фигура его молча кричала в пустое пространство: «вы уедете, а мне с ним работать!». Волков знал, что в эти былинные времена комиссар состоял при командире в качестве заботливого «дядьки» с ремнем, следившего за правильностью принимаемых решений. Комиссар имел право вмешиваться в процесс руководства, а вот сменивший его на полях сражений политрук такого права не имел. С 1937 года в РККА начался процесс замены комиссаров на политруков, но почему-то не с «головы», а с «хвоста». Конечно, не все комиссары и политруки были плохими, а командиры — хорошими, но сама практика — ставить под сомнение способности командиров боевых единиц ничего хорошего не принесла.
Бисер больше метать не стоило. Поэтому Андрей Константинович поспешил закончить штабные посиделки своеобразным напутствием:
— Ладно, товарищи командиры. Направление для развития я вам указал, а буквально спустя пару дней вам спустят для ознакомления кое-какие бумаги, в которых твердо определены нынешние приоритеты Генерального штаба и четко указаны направления дальнейшего развития. Я постараюсь через месяц выбраться к вам вновь, и уже не говори мне тогда, комиссар, про Маркса, Энгельса и Плеханова с Каутским. Согласно принципу «бритвы Оккама» распрощаешься со своими полномочиями, как бабушка с дедушкой. Всего хорошего!
Провожал их на минский поезд лично комбриг. Выслушав поток волковского красноречия, он попытался как-то оправдать действия комиссара.
— Товарищ командарм второго ранга, но ведь мы работаем так, как от нас требуют. Попробуй только уклониться от курса — вмиг на тебя летят в Москву доносы, строчат докладные записки, и после этого летят головы. Я ведь в Мировую войну под Перемышлем взвод в атаку водил — все то же самое! Инициатива в нашем деле ни к чему хорошему не приводила. Только к пуле в голову от соотечественника в синем мундире госбезопасности… как же быть?
Волков издевательски приподнял бровь.
— Мне, бля, вам что, всем храбрыми и смелыми с сегодняшнего дня приказать быть? Послушайте, Ткачев, я вам лично нечто шепну на ушко — Иван Михайлович отвернется. За инициативу сейчас наказывать не будут! — прорычал он низким голосом, — главное, это боеготовность войск. Вот вам три приоритета из моего командармского рукава: хорошее питание, физическое состояние и боевая подготовка. Причем учитывайте, что мозг голодного солдата глух к остальным приоритетам. А вообще, комбриг, хлопотное это дело — направления развития менять. Но хотя бы запомните эти три. И никого не бойтесь. Командир, который испытывает страх, годится только на роль козла отпущения. А за последние годы что-то слишком козлятиной вонять стало!
Глава 12
К середине апреля Волков с Кречко успели побывать в БОВО везде, где это намечалось маршрутом. На территории Белорусского особого военного округа, в принципе, было не все так плохо, как описывалось в массовой литературе конца двадцатого века. Командующий округом, командарм второго ранга Ковалев произвел на Андрея Константиновича приятное впечатление: был обстоятелен, немногословен, деловит. Зачем потребовалось менять его на Павлова — загадка природы. В июньские дня сорок первого он проявил бы себя, как минимум, не хуже. Хотя хуже уже невозможно. Однако за время Великой Отечественной войны советские полководцы не раз доказали, что для них нет ничего невозможного.
Критическое положение с вооружением накануне войны Волкову пришлось объяснить для себя следующими факторами. Во-первых, лихорадочное формирование новых дивизий. Оснащение войск попросту не поспевало за их формированием. Во-вторых, стремительное преобразование соединений, часто недальновидное и бесполезное. В-третьих, нерациональное использование уже имеющихся средств. На армии тридцать девятого года эти факторы сказываться пока не начали, поэтому те восемьдесят дивизий, что имелись на данный момент, были вооружены сравнительно неплохо.