Трудно приходится Подпорину. Военного образования — никакого, грамоты — четыре класса. Тем не менее нужно собрать людей, обучить их, бросить навстречу белочехам, на подавление мятежей, на разгром банд…
Подпорин скрипнул зубами, отбросил карту губернии, высунулся в окно, крикнул на всю площадь:
— Командиры — ко мне!
Пока собирались, ходил по комнате, тер утомленные глаза, раздумывал, как подчинить отряды единому командованию, навести революционную сознательную дисциплину, организовать разведку, штаб, установить хоть какую-нибудь линию фронта. Хотя… Какой тут, к шутам, фронт, если каждая деревня, как островок лесного пожара. То полыхнет в ней огонь ожесточенной схватки — новый добровольческий отряд ли появится, кулацкая ли банда одолеет, то внезапно затихнет и притаится, пока идет скрытая, подспудная возня. А там уж — кто возьмет верх: кулаки или беднота. И в каком месте взметнется новый сполох — разве определишь?
Ясно пока одно: главная опасность надвигается с востока, со стороны Шадринска, захваченного три дня назад белочехами, и с юга, из башкирских волостей, в которых гуляют казацкие отряды. Есть еще опасность на западе, где мятежные белочехи с Южного Урала напирают на Екатеринбург. И, может быть, самое опасное — кулацкие мятежи, вспыхивающие с приближением белочехов.
…В раскрытое окно вливается полуденный зной и разноголосый гам. Мягко оседает на подоконник пыль. Бьется о стекло мохнатый шмель.
Подпорин раскуривает трубку. В мундштуке сипит никотин: надо прочистить.
В комнате, между тем, собрались командиры. Подпорин оглядел их, спросил, будто потребовал:
— Мне нужен помощник. Из знающих военное дело. Что скажете?
А что сказать? Вот они тут, командиры-мужики: Кобяков, Григорьев, Тарских, Шементьев, Маслаков. Не все из них унтер-офицеры, есть просто рядовые, побывавшие на фронте по царской мобилизации. Один Дудин кадровый военный, офицер, но он — начальник учебной команды и начальник штаба, который еще не создан. Мобилизованные офицеры в штаб не явились. Одни остались дома, другие оказались в Шадринске у белых. Не хотят воевать золотопогонники за народную власть!
— Знаете кого-нибудь боевого, стойкого?
— Филипп Акулов!
— Кто он? — спросил Подпорин, сведя брови.
И сразу же услышал в ответ:
— Офицер. У него вся грудь в крестах — Георгиевские всех четырех степеней. И медали…
Кто-то возразил:
— Крестов нету. На гимнастерке одни дырочки.
И еще кто-то добавил:
— Урядником он тут был, местный…
Подпорин насупился.
— Зачем мне такой?
— Да нет, он свой. Крестьянин из Шутинского, совсем рядом отсюда. Сейчас он выбран военным комиссаром волости, народным судьей и председателем волсовета.
— А как же — офицер? — вскинул кустистые брови Подпорин.
— Это — точно. Нигде не учился, произвели за храбрость.
— Боевой, военное дело знает. Только пойдет ли? Он не захочет, ему все нипочем…
Подпорин прекратил разговоры:
— Послать предписание о явке! Подводу за ним выслать. Чтобы честь по чести.
А сам задумался. Кто же все-таки этот Акулов?
Родился Акулов 29 июля 1878 года в селе Шутинское Камышловского уезда Пермской губернии в семье крестьянина. Кроме него у родителей было еще трое сыновей.
После окончания сельской церковноприходской школы Филипп начал помогать старшим по хозяйству — пахать, боронить, сеять, ухаживать за посевами, убирать хлеб, молотить.
Жизнь его ничем не отличалась от жизни сверстников-односельчан. И только неуемная страсть к лошадям да хороший голос как-то выделяли его среди остальных.
В 1902 году Акулова взяли на военную службу.
Он мечтал попасть в кавалерию. Мечта эта сбылась. Его зачислили в гусарский полк и определили место — Петербург. Там и служил.