Но несмотря ни на что полки сражались.
Нажим противника на участке дивизии Васильева усиливался. Белогвардейское командование, стремясь как можно быстрее разделаться с 3-й армией и захватать Пермь, бросило в наступление три дивизии общей численностью свыше двадцати тысяч солдат. В то время 29-я дивизия имела всего лишь две с половиной тысячи бойцов.
«Измученные шестимесячными боями, мы отступаем в тридцатиградусные декабрьские морозы. Нет продовольствия… Бойцы размалывают овес и делают лепешки. Идем сплошным лесом, без дорог, полураздетые, отчаянно отбиваясь от наседающего противника», — писал начдив[56].
Все это походило на полную катастрофу. Ни о какой победе над врагом, казалось, не могло быть и речи. Но Филипп Акулов остался верным себе. Он одержал блистательную победу, единственную на всем участке фронта 3-й армии!
Это произошло 13 декабря 1918 года у Верхнекутамышского починка (поселка).
Колчаковцам удалось захватить станцию Калино, овладеть которой они пытались еще месяц назад. С потерей станции дивизия расчленилась: часть полков осталась на станции Чусовая, к востоку от Калино, часть — к западу от нее, на станциях Селянка и Комариха. Стремясь закрепить успех наступления, белые начали наступление на Селянку и Комариху. В случае успеха им открылся бы прямой путь на Пермь.
В распоряжении Акулова в этот момент было всего два батальона полка Красных орлов численностью около 400 бойцов, резервный батальон добровольцев железнодорожников, в котором насчитывалось не более 300 бойцов, бронепоезд имени Ленина и незначительные остатки 58-го Владимирского и Лесновско-Выборгского полков[57]. В стороне от Селянки, в Вереино, стоял еще в резерве Стальной Путиловский полк, в котором было не более 300 всадников на худых от бескормицы и утомления лошадях[58]. Вот и все, чем располагал Акулов на участке Селянка — Комариха. Один из батальонов полка Красных орлов и остатки 1-го Камышловского полка продолжали вести бои под Калино. 4-й Уральский полк оказался отрезанным, и местонахождения его Акулов не знал.
Тысяче утомленных бойцов, о которых командование писало, что они для боя «совершенно непригодны», противостояли большие силы белых, количествам до четырех тысяч человек. И среди них свежий, только что прибывший на фронт 3-й Барнаульский полк, который находился недалеко от Комарихи, в Верхнекутамышском поселке. Кроме того, в любую минуту белогвардейское командование могло направить новые силы из Калино.
Акулов решился на дерзкую операцию, которая могла изменить положение. Решился, несмотря на то, что буквально накануне он вместе со своим комиссаром подписал донесение Макару Васильеву о гибели в ожесточенном бою с белыми 1-го батальона соседнего 21-го Мусульманского полка в котором из 537 бойцов осталось всего лишь 65[59].
Свой замысел Акулов решил осуществить силами Стального Путиловского полка. Он поехал в Вереино.
Сугробы у околицы застыли рядами, словно вздыбленные кони. Через заваленную снегом поскотину бежала дорога и ныряла в густую чащобу леса, как в омут.
Филипп Акулов задержал взгляд на причудливо взвихрившихся гребнях сугробов, на узкой, выщербленной копытами лошадей дороге, сдержал разгоряченного Гнедка и шагом направил его к центру деревни.
Путиловцы, завидев комбрига, провожали его с повеселевшими лицами. Переговаривались потрескавшимися на ветру и морозе губами:
— Филя не зря едет.
— Хватит, наотдыхались.
Соскочив с Гнедка (вороной жеребец пал в бою под Кушвой), Акулов кинул повод на торчавший в изгороди кол, пинком открыл жалобно взвизгнувшую калитку. Немного помедлил, оглядел занавоженный двор, лошадей, привязанных к плетню и выбиравших из снега сенную труху, красноармейцев, выбежавших откуда-то из глубины двора, и, поправив папаху, бойко взбежал по ступенькам крыльца штабной избы.
— Здорово, орлы! — громко поздоровался он и, не раздеваясь, только распахнув полушубок, сел у стола. Весело поглядел на командиров: — Ну, что скучаете?
Те сразу откликнулись:
— Ага, непривычно как-то. Ночь спокойно проспали…
— Никто не тревожит.
— Пуховых перин не хватает…
— Перину да бабу еще бы под бок? — захохотал Акулов.
Командир полка Прокофьев, как всегда подтянутый, гладко выбритый, вглядывался в комбрига, стараясь угадать, зачем он приехал. Акулов весело балагурил с командирами, обогреваясь в теплой избе. Поймав напряженный взгляд Прокофьева, он подобрал ноги, сердито буркнул:
— Что ждешь? Думаешь, пополнение привел? Приказа ждешь — в Пермь на отдых?