Уже в темноте прибыл Акулов с группой залепленных снегом всадников — взводом конной разведки Красных орлов.
— Принимай пополнение! — соскакивая с Гнедка, громко сказал он Прокофьеву. Его голос нарушил напряжение.
Красноармейцы обрадовались:
— Филя Акулов с нами!
— Пополнение привел!
Прокофьев кивнул в ту сторону, откуда приехал Акулов:
— Кто там?
Помедлив, Филипп ответил:
— Калино сдали. Наши отходят.
— Та-ак, — протянул Прокофьев. — Значит, перерезали. Утром на Селянку навалятся. С двух сторон. А мы тут… Разведку вот жду.
Вернулись разведчики. Доложили: небольшой Верхнекутамышский поселок забит солдатами, есть пулеметы, пушки, одна — тяжелая. В соседней деревне еще какие-то солдаты.
— Если верить пленному капитану, — заметил Акулов, — тысяча восемьсот семьдесят шесть солдат, двенадцать пулеметов, три пушки. А в соседней деревне и за ней — еще два батальона, семьсот солдат.
Прокофьев передернул плечами, зачем-то снял папаху, смахнул с нее снег. Прикинул: белых две с половиной тысячи, путиловцев — триста. В атаке не развернуться на дороге и трем всадникам…
Филипп стоит рядом. В полушубке, низенький, незаметный, засыпанный снегом. Не комбриг, а мужичок стоит. И не может он сказать теперь, где его бригада, где полки… Может, полностью разбиты под Калино? В снегу лежат или плутают по лесу, пытаясь пробиться к своим? А комбриг тут стоит, в глухом лесу, черт-те где, ночью, и решает, как разбить в восемь раз превосходящего противника, — на худых лошадях, конной атакой по бездорожью. Снег сыплется ему на плечи, сутулит их. А, может, тяжесть ответственности? Во всем его обвинят потом: что бригада разбита, что потерял управление, увел последний резерв с главного направления, загнал кавалерию в леса, что решился на рейд, не спросив начальства. В партизанстве обвинят, своеволии, ненужном лихачестве. В преступлении, наконец! Если вернутся они отсюда… Чудом…
Прокофьев удивленно посмотрел на свою папаху, которую до сих пор держал в руках, встряхнул головой, сбрасывая снег, надел. И неловко ему как-то стало перед Филиппом, чем-то захотелось подбодрить его, сказать ему, что он не один.
А Филипп своим обычным, с хрипотцой, голосом спросил Прокофьева, словно о самом простом и обыденном:
— Ну что, тронем?
Будто ехал мужик по лесу, остановился, дал передохнуть своей натруженной лошадке, а потом пошевелил ее вожжей: «Давай, Пеган, трогай!»
Прокофьев распределил силы:
— 1-й эскадрон — в обход, 2-й эскадрон — в обход, 3-й и 5-й бьют в лоб.
Снег перестал падать. Чтобы красноармейцы лучше видели в темном лесу? Или чтобы зорче смотрели белые?
Акулов направил Гнедка в сторону от дороги. Жеребец потоптался, шагнул в снег и сразу увяз по брюхо. Напрягая мышцы, всхрапнул, дернулся и скакнул еще дальше, приминая снег. Второй лошади за ним легче. Следующие — цепочкой, след в след по утоптанному снегу.
Пробиваясь через лес, всадники локтями прикрывались от холодных и крупных ветвей, хлеставших по лицу. И опять думы об одном и том же. А ну как заплутаются в густом лесу? Или застрянут в глубоком снегу обессиленные лошади? А что, если раньше времени наткнутся на пулемет, на заставу, да просто на одного единственного белогвардейца, который сумеет поднять тревогу?
Прокофьев провел спешенных кавалеристов по дороге к поселку еще на полверсты и стал ждать условленного сигнала.
Перед рассветом раздался выстрел. За ним — еще, словно громадная сосна повалилась на землю. Вздрогнул лес. Скатился с верхушки ели ком снега, брызнула на дорогу снежная пыль.
Из леса выскочил лось. Задрав рогатую голову, он удивленно посмотрел на сгорбившихся в седлах всадников и, повернув обратно, исчез в чащобе.
— За мно-ой! — крикнул Прокофьев.
Продрогшие на морозе лошади рванули дружно. Снежная пыль полетела из-под копыт.
Путиловцы рассыпались по поселку, стреляя, крича, рубя шашками. От них не отставали конники полка Красных орлов, с которыми был Акулов. Намерзшиеся за ночь, неистовые, мстя за горечь отступления и гибель товарищей, они рубили с плеча.
Из теплых домов выбегали застигнутые врасплох белогвардейцы. Стрельба и крик, стоны, выскакивающие из предрассветной мглы грозные всадники. Обороняться? Бесполезно. Смерть настигала их повсюду.