— Почему же тогда она в них фигурирует? — подал голос судья.
— По желанию адвоката Рубена Хорнби, милорд, — сухо ответил Гектор Трамплер.
— Понимаю, — добавил судья. — Волос собаки, которая укусила. Пальцеграф выполняет функцию лекарства по принципу «Similia similibus curantur»[6]. Что дальше, мистер Бейтс?
— Я арестовал Рубена Хорнби, предупредив, как положено, об ответственности за показания, а он заявил, что невиновен и ничего не знает о краже.
Прокурор сел, и Энсти приступил к перекрестному допросу.
— Вы сообщили, сержант, — начал он чистым музыкальным голосом, — что заметили на дне сейфа две довольно большие капли темной жидкости, и это якобы оказалась кровь. На основании чего вы пришли к такому выводу?
— Я перенес на чистую белую страницу маленькую капельку, и она внешне походила на кровь.
— Вы провели исследование под микроскопом?
— Нет, визуально.
— Как выглядела капля на бумаге?
— Красноватого, как у крови, цвета, жидковатой консистенции, немного липкая.
Энсти махнул рукой, и огласили имя очередного свидетеля, Фрэнсиса Симмонса.
— Вы служите сторожем в принадлежащем мистеру Хорнби офисном здании на Сент-Мэри-Экс, не так ли? — спросил Гектор Трамплер и, когда мужчина кивнул, продолжил: — Вы заметили что-то необычное в ночь с девятого на десятое марта?
— Ничего особенного, сэр.
— Вы совершали в ту ночь обход конторы?
— Несколько раз, сэр, а остальное время я провел в служебном помещении над личным кабинетом мистера Хорнби.
— Кого первым вы увидели утром десятого числа?
— Мистера Рубена. Он явился минут на двадцать раньше остальных.
— Куда он отправился?
— В свой кабинет, который я отпер по его просьбе. Он находился там с четверть часа, потом поднялся в лабораторию.
— Кто пришел следующим?
— Сам хозяин, мистер Хорнби, а вскоре — мистер Уолтер.
Прокурор сделал знак, что допрос окончен, и Энсти, которому дали слово, поинтересовался у сторожа:
— Кто последним оставался в здании вечером девятого марта?
— Точно не знаю.
— Почему?
— Мне поручили отвезти письмо и пакет в фирму в Шордиче. Уезжая, я видел, что в приемной сидит Томас Холкер, а мистер Уолтер работал в своем кабинете. Когда я вернулся, то не застал никого из них; главный вход был заперт.
— У Томаса Холкера есть от него ключ?
— Нет. Ключи имелись лишь у хозяина, его племянников и у меня. Больше ни у кого.
— Как долго вы отсутствовали?
— Три четверти часа.
— Кто дал вам письмо и пакет?
— Мистер Уолтер Хорнби.
— Когда это произошло?
— Непосредственно перед тем, как я ушел. Я торопился; мистер Уолтер велел отправляться немедленно. Он сказал, что рабочий день заканчивается, и если я не поспешу, то офис в Шордиче закроется, прежде чем я доберусь.
— Вы все-таки не успели?
— Нет, я опоздал, у них все было заперто, служащие уже разошлись по домам.
Энсти поблагодарил сторожа, и тот с явным облегчением покинул свидетельское место, а пристав выкрикнул:
— Генри Джеймс Синглтон!
Полицейский чиновник поднялся из-за стола, где сидел рядом с другими представителями обвинения, и прошел для дачи показаний. Сэр Гектор поправил пенсне, перевернул страницу и сурово взглянул на присяжных, словно давая им понять, что этот свидетель — важная персона.
— Где вы служите, мистер Синглтон? — последовал первый вопрос, когда были соблюдены все формальности.
— В Скотланд-Ярде. Я — руководитель отдела дактилоскопической экспертизы.
— В чем заключаются ваши официальные обязанности?
— В исследовании и сравнении отпечатков пальцев преступников и подозреваемых. Я идентифицирую и классифицирую отпечатки в соответствии с их характеристиками, веду картотеку и отвечаю за базу данных.
— То есть через вас проходит огромное количество отпечатков?
— Десятки тысяч.
— Посмотрите на эту бумагу, мистер Синглтон. — Сэр Гектор протянул эксперту роковой листок. — Вы видели ее раньше?
— Да, десятого марта ее привезли мне в кабинет для изучения.
— На ней отчетливый след. Что он собой представляет?
— Оттиск левого большого пальца Рубена Хорнби.
— Вы убеждены в том, что отпечаток на бумаге оставлен большим пальцем подсудимого?
— Готов присягнуть.
— Это не отпечаток большого пальца другого человека?
— Нет, данный отпечаток принадлежит Рубену Хорнби.
Я вдруг почувствовал, как дрожащие пальчики Джульет легли на мою руку. Взглянув на девушку, я заметил, что она смертельно бледна, сжал ее руку и прошептал:
— Потерпите, дорогая; в том, что происходит, для нас нет ничего неожиданного.
— Спасибо, — еле слышно пролепетала она со слабой улыбкой. — Я пытаюсь, но у меня плохо получается.
— Вы считаете, — продолжал сэр Гектор, — что идентификация этого оттиска не вызывает сомнений?
— Ни малейших, — ответил Синглтон.
— Объясните, пожалуйста, суду, не прибегая к техническим подробностям, доходчиво и поэтапно, как вы достигли такой абсолютной уверенности?
— Прежде всего, я собственноручно снял у подозреваемого отпечаток большого пальца, предварительно заручившись согласием самого Рубена Хорнби и предупредив его, что результат экспертизы будет оглашен публично и может быть использован против него. Заметьте, я не поручил эту работу кому-то постороннему, поскольку изначально держал весь процесс под строгим контролем. Далее я сопоставил полученный оттиск со следом на бумаге из сейфа. Сравнение производилось с величайшей скрупулезностью, наиболее испытанным и проверенным методом, пункт за пунктом, деталь за деталью. В итоге два отпечатка были найдены тождественными во всех отношениях.
Путем вычислений, которые я опять-таки проверял лично, нам удалось установить, что точность совпадения отпечатка пальца Рубена Хорнби с отпечатком того же пальца второго лица (назовем его мистер Z.) соотносится как один факт к шести миллиардам другим. Количество же людей на нашей планете всего около полутора миллиардов. В итоге мы имеем более чем полное соответствие двух отпечатков, следовательно, люди, у которых они взяты, а именно Рубен Хорнби и мистер Z., являются одним и тем же лицом, и нет на земле другого представителя человеческой расы с таким же оттиском пальца. Согласно законам юриспруденции, которых я неукоснительно придерживаюсь, полная тождественность двух отпечатков одного и того же пальца есть свидетельство, не нуждающееся в доказательствах. Постулат Гальтона.
Эти доводы применимы даже к отпечаткам пальцев, не обладающих характерными особенностями или патологиями. Но наш случай еще показательнее. Большой палец, с которого снят отпечаток, не вполне обычен: на нем заметен четко выраженный, глубокий, узкий и длинный шрам от старого пореза, который проходит поперек рисунка бороздок, пересекая их в одних местах и нарушая их непрерывность в других. Этот специфический шрам — дополнительная особенность, имеющая собственный набор вероятностей. Таким образом, мы обязаны принимать во внимание не только тождественность отпечатка левого большого пальца подсудимого и того же пальца мистера Z., которая соотносится как один к шести миллиардам, но и другую вероятность, связанную со следом шрама. Подчеркиваю: оба отпечатка имеют шрам, идентичный по размеру и виду, который пересекает бороздки на одних и тех же участках и нарушает их непрерывность абсолютно одинаковым образом. Эти две помноженные одна на другую вероятности дают только один шанс против сотен миллиардов, что левый большой палец подсудимого вполне тождественен левому большому пальцу мистера Z. в отношении как рисунка, так и шрама. Другими словами, перед нами такое совпадение, точнее которого не бывает, — это уже за пределами возможного и за гранью разумного.
Сэр Гектор снял пенсне и устремил на присяжных долгий спокойный взгляд, как бы говоря: «Ну, какие у вас еще сомнения?» Затем он внезапно сел и повернулся к Энсти и Торндайку с торжествующим видом.