— То, что она не сочилась из кровоточащей раны.
— Как же, по-вашему, такая кровь попала в сейф?
— Не знаю.
— Вы говорите, что отпечаток пальца, найденный в сейфе, неправдоподобно отчетлив. В чем заключается неправдоподобие? Разве не бывает ярких отпечатков?
— Я представил суду результаты своих экспериментов, то есть совокупность фактов, а вывод сделают милорд и присяжные, — сухо парировал доктор Роуи, и ему разрешили вернуться на место; сэр Гектор проводил его недоуменным взглядом, а я вновь уловил на лице Торндайка что-то вроде усмешки.
— Вызывается Арабелла Хорнби.
Слева от меня раздались приглушенные всхлипывания и бурный шелест шелка. Я с тревогой наблюдал за миссис Хорнби: трясясь, как желе, она встала со скамьи, вытерла глаза платком, скомкала его, сунула в свой сафьяновый кошелек и громко щелкнула замочком. Затем нетвердой походкой поднялась за конторку, обвела публику затравленным взглядом, для чего-то раскрыла кошелек и принялась рыться внутри, в многочисленных отделениях.
— Миссис Хорнби, — обратился пристав, когда пожилая леди наконец-то прервала свои поиски и с опаской уставилась на него, — клянитесь говорить суду только правду и ничего, кроме правды. Да поможет вам Бог!
Он вложил Библию в дрожащие руки дамы, которая не сумела удержать тяжелый фолиант, и он глухо стукнулся о пол. Миссис Хорнби охнула и нырнула за книгой с такой поспешностью, что широкие поля ее шляпки застряли между перилами свидетельского места. Женщина на несколько секунд исчезла из виду, а когда показалась вновь, лицо ее побагровело, шляпка, сплющившись, стала почти плоской и торчала над одним ухом, как пилотка артиллериста.
— Соблаговолите поцеловать Священное Писание, — сказал пристав, героическим усилием подавляя смешок, когда миссис Хорнби, стискивая в одной руке кошелек и носовой платок, а другой прижимая к груди Библию, пыталась в то же время развязать или ослабить ленты шляпки, которые, по-видимому, сдавливали ей шею. Дама из последних сил совладала с ними; скомкав носовой платок, поцеловала Библию и положила ее на перила, откуда та немедленно грохнулась во второй раз.
— Ох, простите ради бога! — воскликнула миссис Хорнби, склоняясь над перилами и обращаясь к приставу, который нехотя нагнулся, чтобы поднять книгу, и в тот же миг ему на спину обрушился поток монет, пуговиц, мотков и клочков из раскрывшегося кошелька. — Извините, сэр, я очень неуклюжая, но в мои годы трудно сохранять ловкость и подвижность.
Она отерла пот с лица и попыталась поправить шляпку. Энсти поднялся и передал ей маленькую красную книжечку:
— Будьте столь любезны посмотреть на эту вещицу, миссис Хорнби.
— Глаза б мои на нее не глядели! — поморщилась дама, делая отталкивающий жест. — Эта безделушка принесла нам столько неприятностей!
Зрители вверху засмеялись, но Энсти, не реагируя на посторонние звуки, продолжал допрос:
— Вы узнаете эту вещь?
— Господи! Узнаю ли я ее?! Как можно задавать мне такой вопрос, ведь вы прекрасно осведомлены…
— Отвечайте по сути дела, — громко попросил судья, сдвинув брови. — Вы узнаете предмет, который держите в руке?
— Конечно, как же иначе? Я ведь сразу сказала, — покраснела миссис Хорнби.
— Как называется эта вещица? — упорно вел свою линию Энсти.
— Ой, по-моему, просто маленькая книжечка, но вот тут на обложке вытиснено слово «пальцеграф». Наверное, это и есть название?
— Миссис Хорнби, как пальцеграф попал к вам?
Пожилая леди вперила в адвоката дикий взгляд, начала озираться по сторонам, потом вытащила из кошелька какую-то бумажку, поспешно развернула, принялась разглаживать пальцами, после чего опять скомкала.
— Вам задали вопрос, — нарушил тишину судья.
— Ой, да, — словно очнулась миссис Хорнби. — «Комитет общества покровительства…» Нет, это не то — я имею в виду, Уолтер, знаете ли, по крайней мере…
— Прошу прощения? — с вежливой серьезностью прервал ее Энсти.
— Вы назвали комитет какого-то общества, или я ослышался? — вмешался судья и с беспокойством уточнил: — Про какое общество вы говорили?
Миссис Хорнби снова разгладила бумажку и тупо уставилась в нее.
— Про общество покровительства умалишенным, ваша честь.
По зрительской галерее прокатился хохот. Даже секретарь суда и пристав не могли больше сдерживаться и, отвернувшись, потихоньку смеялись.
— Как это общество связано с пальцеграфом? — сурово спросил судья, водворив в зале тишину.
— Никак, ваша честь. Совсем никак.
— Тогда зачем вы упомянули о нем?
— Я уверена, то есть я понятия не имею… — забормотала миссис Хорнби, вытирая глаза бумажкой вместо платка.
Судья снял пенсне, с недоумением и растерянностью воззрился на пожилую даму, затем повернулся к адвокату и обреченно добавил:
— Что ж, постарайтесь возобновить допрос, мистер Энсти.
— Миссис Хорнби, не волнуйтесь, пожалуйста, — с мягкой убедительностью попросил барристер. — Как у вас очутился пальцеграф?
— Я думала, его принес Уолтер, и так же считает Джульет, но Уолтер говорит, что я все перепутала, а ему лучше знать, ведь он молодой, у него превосходная память, и у меня в его возрасте была такая же. Короче, я растерялась. Может, не настолько важно, откуда у меня эта вещь?
— Наоборот, чрезвычайно важно, — возразил Энсти. — Мы должны докопаться до правды.
— Если вы хотите себе такой же, то…
— Нет, — запротестовал Энсти. — Наша цель выяснить, как вот этот конкретный пальцеграф появился у вас, понимаете? Например, вы купили его сами. Тогда где именно? Либо вам его кто-то дал. Кто же в таком случае?
— Уолтер полагает, будто я приобрела эту безделушку сама, мне же кажется, что он подарил ее мне, а он отрицает — в общем, в голове у меня все перемешалось.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, об Уолтере. Каково ваше собственное мнение?
— Ох, я все-таки склоняюсь к тому, что пальцеграф мне дал Уолтер, хотя память у меня в последнее время, увы…
— Значит, пальцеграф у вас от Уолтера?
— Да, будто бы так; кроме того, Джульет уверена в этом.
— Кто такой Уолтер?
— Боже, как кто? Уолтер Хорнби, мой племянник. Я думала, вы в курсе.
— Вы помните, когда впервые увидели пальцеграф? В какой ситуации?
— О, весьма отчетливо. Мы ждали к обеду гостей из семейства Колли — нет, не дорсетширских Колли, хотя они тоже исключительно милые люди, как и другие Колли, с которыми мы, правда, не дружим, то есть вообще незнакомы. Так вот, отобедав, мы слегка заскучали, поскольку Джульет, моя племянница, в тот день порезала палец и не могла играть на рояле, как обычно, разве что левой рукой. Моя дорогая девочка, конечно, отказалась, сославшись на уважительную причину, а из Колли никто не увлекается музыкой. Нет, забыла: Адольф Колли немного трубит на тромбоне, но он не взял его с собой. Мы разговаривали, не зная, чем еще заняться, когда пришел Уолтер. Он был в отличном настроении, принес пальцеграф и снял у всех, в том числе у себя, отпечатки пальцев. Гости оживились, правда, Матильда, старшая дочь Колли, слегка обиделась, что узор ее пальца вышел каким-то смазанным. Она сказала, что Рубен толкнул ее под локоть, но, по-моему, это просто кокетство…
— Отлично, миссис Хорнби, — похвалил Энсти. — Вы ясно помните, что ваш племянник Уолтер именно в тот раз, при гостях, дал вам пальцеграф?
— Да-да, это случилось при Колли, только я забыла уточнить, что Уолтер вообще-то племянник моего мужа…
— Мы поняли. Вы уверены, что Уолтер, а не кто-то другой, снимал отпечатки пальцев?
— Господи, конечно! Я пока еще не выжила из ума.
— И вы подтверждаете, что до того самого случая ни разу в жизни не видели пальцеграф?
— Естественно. Откуда бы он взялся? Раньше его никто не приносил.
— Вы одалживали его кому-нибудь? Или он все время находился у вас?
— Ой, я однажды заметила кое-что подозрительное, но упаси меня Бог кого-то обвинять: никаких доказательств у меня нет, просто это несколько странно. Видите ли, красная книжечка постоянно лежала в ящике моего комода рядом с мешочком, где я хранила носовые платки, то есть они и до сих пор там. Один раз я впопыхах забыла взять их в дорогу и вспомнила лишь в кэбе, пришлось задержаться…